Дедушка подлил себе ещё сиропа и, глядя, как блескучая жидкость растекается узорами золотистого света, гадал про себя, как бы слегка охладить неуёмный пыл внука.
– Да уж, – повторил он.
И явился громадный безумный зверь, и громадное дикое чудище утащило их прочь. Ну то есть поезд, то есть в Чикаго; а Бенджамин и дедушка устроились у зверя в брюхе и обменивались улыбками и громкими возгласами.
– Чикаго! – закричал кондуктор.
– А почему он не объявляет музей Филда? – нахмурился Бенджамин.
– Я сам его объявлю, – пообещал дедушка. И спустя несколько минут воскликнул: – А вот и он!
Оказавшись внутри, дедушка и внук прошли под настенными изображениями животных и во все глаза уставились на монстров – таких красавцев, что просто дух захватывало.
Тут они восхищались утраченной плотью, там – охали, глядя на восстановленные и заново скреплённые скелеты, – рука об руку, дивясь в унисон; юная радость вела за собою былое воспоминание о радости.
– Деда, а ты заметил? Гляди! Такое огроменное место, а из Гринтауна тут вообще никого, прям ни души!
– Только мы с тобою, Бенджамин.
– На моей памяти единственные, кто здесь побывал из нашего города, давным-давно, – голос мальчика угас до шёпота, – это мама с папой…
Дедушка поспешил вклиниться, пока не поздно:
– Им здесь ужас до чего понравилось, мальчик мой. Но ты только посмотри! Иди-ка сюда!
Они подошли поближе – и потрясённо, изумлённо, благоговейно уставились на целый косяк кошмаров работы Чарльза Р. Найта*.
– Да этот парень прямо поэт с кистью, – покачал головой дедушка, балансируя на краю этого Большого Каньона во Времени. – Настенный Шекспир. Ну же, Бенджамин, где эта здоровенная псина, этот твой Рекс, о котором ты так мечтаешь?
– Вон тот небоскрёбище! Это он!
Дед с внуком замерли под гигантской фигурой: глаза их наигрывали беззвучные мелодии на длинном ксилофоне ожерелья из костей.
– Эх, жаль, приставной лестницы нет!
– Прикажешь нам вскарабкаться наверх под стать безумным дантистам и попросить его открыть ротик пошире?
– Деда, ведь это он усмехается?
– Один в один моя тёща на нашей свадьбе. Хочешь влезть мне на плечи, Бен?
– Ой, а можно?
Бен взгромоздился на дедовы плечи и, задохнувшись от изумления, прикоснулся… к древней Улыбке.
А затем, будто что-то пошло не так, тронул собственные губы, зубы и дёсны.
– Засунь голову ему в пасть, парень, – посоветовал дедушка. – Посмотрим, откусит или нет.
Недели текли своим чередом, пролетало лето, в комнате Бенджамина росли горы книг и копились чертежи и зарисовки: оттиски костей, схемы зубного аппарата из юрского и мелового периодов.
– Мелового-делового и бог весть ещё какого, – задумчиво пробормотал про себя дедушка, заглядывая в дверь. – А это ещё что?
– Здоровущие картины мистера Найта, того самого художника, который видит сквозь время и рисует то, что видит!
В верхнее окно ударил камешек.
– Эй! –