– Я знаю, что делать, – произнес Пилат.
Бедняга не без оснований опасался толпы и ненавидел ее. Именно в Иудее Понтий Пилат познал всю ее мощь. Только в отличие от римской иерусалимская толпа представляла собой не массу больших и маленьких камней, но огромный монолит, готовый обрушиться на каждого, не разделяющего ее мнения. Причем эта глыба обнаруживала поразительную готовность трагического саморазрушения при столкновении с препятствием; лишь не готова она изменить путь до тех пор, пока препятствие не исчезнет само собой, пока противник не уступит безумной силе толпы. Прокуратор не понимал, что заставляет массу людей совершать безумные поступки, противоречащие человеческому естеству. Спустя две тысячи лет русский священник А. Мень в одной фразе объяснит поведение людской массы: «В толпе духовный уровень людей снижается, они оказываются во власти стадных инстинктов». Хотя и во времена Пилата, и до него умы коварные с успехом использовали животные инстинкты толпы: толпа давала римское консульство ничтожествам, которые мыслили ее категориями, либо народ покорно шел на бойню вслед за очередным тираном, жаждущим покорить мир. Но Пилату были неведомы механизмы управления этой людской массой, которая не единожды презирала римского прокуратора вместе с императором, легионами и всеми законами.
– Каким будет твое решение? – не терпелось первосвященнику.
Пилату хотелось немедленно освободить Иисуса, он знал, что казнить пророка – это несправедливое и противоречащее закону решение, но в памяти возникли исполосованные тела римлян. Ему не хотелось вставать на пути этих мстительных людей, он желал покоя. Но прокуратор не мог ради собственного благополучия пожертвовать жизнью невиновного человека, который был ему глубоко симпатичен. Он вручил Иисуса разуму его же соотечественников, в душе не сомневаясь о благоприятном результате. Он уже явственно видел, как благодарные евреи откажутся казнить человека, сделавшего им столько добра, как первосвященник получит удар не от него, а от собственного народа, как рухнут планы самого хитрого и коварного иудея из всех иудеев.
– Принимать решение будете вы! Иди и собери народ, а я прикажу вывести Иисуса. Будет громче голос за жизнь – сохраним, если за смерть – то и будет смертным приговором, – промолвил довольный собой Пилат.
Прокуратора несколько насторожило, что его слова вызвали радость на лице первосвященника, хотя повода к ней быть не могло.
В плену традиций
Ко времени описываемых событий иудейский народ был опутан множеством предписаний, условностей. Исходили они от книжников, первосвященников, которые взяли на себя обязанность толкования священных преданий. Вера в Отца Небесного, принятая в первозданной простоте, с каждым столетием усложнялась.
Иногда сложности диктовались особенностями исторического момента,