Моя искательность его обезоружила: он поморщился и, словно бы с большой неохотой положив нож, повернулся ко мне.
– Ей так худо, как сказало лицо девушки?
– О да. Если чего-либо не предпринять, она умрет очень скоро. Мы должны прибегнуть к опыту, о котором говорили. Ей необходимо влить кровь. Я справился с месяцесловом: солнце сейчас в Козероге, что благоприятно для всех дел, связанных с кровью. Завтра будет уже поздно. Я знаю, вы относитесь с сомнением ко всему подобному, но я не склонен ничем пренебрегать.
Он сердито заворчал на меня, так как моя настойчивость показала, что я не потерплю отказа и не оставлю его в покое.
– Я не убежден, что это здравая мысль.
– Но иначе она умрет.
– Вполне вероятно, что она умрет в любом случае.
– Значит, нам нечего терять.
– Вам – да, нечего. Я же ставлю под угрозу многое. Моя карьера и моя семья зависят от того, сумею ли я утвердиться в Лондоне.
– Не вижу, чем это может помешать.
Он вытер узкий нож о свой фартук и вымыл руки.
– Послушайте, Кола, – сказал он, оборачиваясь ко мне, – вы пробыли здесь достаточно долго и должны знать, какое противодействие мы встречаем. Вспомните, как этот болван Гров вчера вечером накинулся на вас в Новом колледже именно за лечение через опыты. И не могу отрицать, кое в чем он, знаете ли, был прав, как ни противно мне это признавать. И есть много таких, еще хуже, в чьей власти причинить мне немалый вред, дай я им хоть малейший повод. Если я приму участие в вашей операции, а больная умрет и это станет известно, моя репутация врача будет погублена еще до начала моей карьеры на поприще медицины.
– У вас есть сомнения относительно опыта, мной предложенного? – осведомился я, заходя с другой стороны.
– У меня большие сомнения относительно него, да и вам следовало бы их иметь. Теория заманчивая, но надежда на то, что пациент переживет ее практическое применение, кажется весьма малой. Но должен признаться, – сказал он с такой неохотой, что я уверовал в свою победу, – попробовать было бы весьма любопытно.
– Так если не будет опасности, что про него узнают?
– В таком случае я был бы рад участвовать.
– Мы можем взять с дочери клятву молчать.
– Пожалуй. Но и вы должны поклясться, что ни словом не обмолвитесь, даже когда вернетесь в Венецию. Опубликовав письмо с изложением того, что произошло, вы поставите меня в чрезвычайно тяжелое положение.
Я хлопнул его по спине.
– Не тревожьтесь! Я никогда ничего не публикую, – сказал я. – Даю вам слово, что ничего никому не скажу, если не получу от вас разрешения на то.
Лоуэр почесывал нос, обдумывая мои слова, затем, хмурясь при мысли об опасности, которой подвергал себя, он кивнул.
– Ну,