– Я отношусь к вам замечательно.
– Правда? Вы меня любите немножко?
– Не немножко, а очень.
– Правда?
Велярская кинулась ему на шею и крепко поцеловала в губы. Тумин сидел неподвижно. Велярская встала.
– Ужасно яркий свет. Я его не люблю – режет глаза, и неуютно.
Потушила люстру и зажгла маленькую лампочку на столе.
– Вот так куда лучше. А теперь рассказывайте: как и за что вы меня любите?
Тумин опустил голову.
– Я люблю вас за то, что вы обаятельная женщина. Мне хочется увлечь вас, заставить вас делать то же самое, что делаю я, жить так, как живу я. У меня такое впечатление, будто вы пропадаете даром, что вы двигаетесь впустую. И это обидно. Понимаете?
– Понимаю.
Она вытянулась на кушетке и положила голову ему на колени.
– Иногда мне кажется, что это вполне возможно, что иначе быть не может, что такая женщина, как вы, должна рано или поздно захотеть чего-то другого, что вам не может не надоесть жить так, как вы живете сейчас. Значит, вы будете наша, потому что только в коммунистической работе можно все это найти, нигде больше. А иногда я ясно вижу, что все это ерунда, что это безнадежное дело.
– Почему же безнадежное?
– Не знаю, так кажется.
– Глупенький вы.
Велярская притянула его к себе.
– У вас замечательные глаза, Тумин. И губы.
Он наклонился и поцеловал ее. Она выгнулась к нему всем телом. Потом опрокинулась на подушки, сжимая в поцелуе.
Тумин стал тихонько отодвигаться. Она заметила и не отпускала.
– Почему? Ну почему ты от меня уходишь?
Тумин отвел ее руки. Она пустила и отвернулась.
– Я так не могу.
И опять схватила его. Притянула на себя.
Тумин решительно высвободился, встал и отошел к столу.
– Не надо этого.
И тут же Велярская резко поднялась с кушетки.
– А мне, милый мой, вашей болтовни не надо.
Тумин сдвинул брови.
– Я могу уйти.
– Пожалуйста.
– Я уйду, Нина Георгиевна, но только уж больше не вернусь.
– Сделайте одолжение.
Тумин вышел.
Велярская бросилась на кушетку и заплакала. Потом сорвалась, кинулась к двери, в подъезд, на улицу – но Тумина уже не было.
С этого дня Тумин не возвращался. Велярская исходила весь город, надеясь встретить его на улице, но безрезультатно. Тумин исчез бесследно.
XX
Велярская лежала, уткнувшись лицом в подушки.
Вошел муж.
– Нина, Стрепетов просил разрешение войти и объясниться с тобой.
Велярская молчала.
– Нина! Ты слышишь?
Велярская обернулась.
– Что тебе надо?
– Я говорю, Стрепетов хочет с тобой объясниться.
Она опять уткнулась в подушки.
– Что с тобой, Нина? Нельзя слова сказать. Откуда вдруг такая нервозность?
Велярская заплакала.
– Ну, уж это совсем глупо. Тебе, милая, лечиться надо. Ты положительно больна.
Она обернулась,