– Ты обиделась? – забеспокоилась Александрина.
– У вас, интеллектуалов, совсем крыша поехала. Сами себе определили темы для разговоров с людьми другого круга. Чуть вышли за рамки – оскорбили чью-то личность. Не церемонься со мной, ладно? Вот ты спрашиваешь, не обидела ли меня, и я сразу чувствую себя ущербной, – досадливо сказала Катя. Под конец ее непривычно многословного выступления соседка отступила на три шага.
– Кстати, специально для твоего продвинутого френда, – продолжила Катя. – Молитва называется «На сон грядущим», а не «На сон грядущий». Улавливаешь? Не сон приближается, а люди идут спать. Рекомендую заглянуть в молитвослов.
Только тут Катя заметила, что соседка готова выскочить из кухни. Но Александрина всего лишь хотела спросить, откуда у Кати, которой не было и тридцати, такая странная манера речи? Когда Трифонова высказывалась кратко и по делу, все было нормально. Зато монологи она выдавала слишком ладные, будто написанные кем-то, выученные, да еще и отрепетированные перед зеркалом. И начинались они с высокопарных обобщений: «У вас, интеллектуалов… Вы, аборигены мегаполиса…»
Катя была ее единственной знакомой медсестрой, однако вряд ли Катины заморочки объяснялись профессиональными особенностями. По соцсетям тоже не рыскала, хотя именно повторением чьих-то сложных пассажей и казались ее вариации на отвлеченные темы. Читала книги, но без разбора, что под руку попадалось. И явно не цитировала авторов – даже самые глупые из них не были столь простодушны. Другая решила бы, что Катька выпендривается и попугайничает. Что в таких случаях делают? Перебивают, не дослушав. Двух-трех раз бывает достаточно, чтобы отучить человека разглагольствовать в твоем присутствии. Но Александрина окончила филологический. Она была уверена, что ее соседка говорит как думает. И уже полгода испытывала странный дискомфорт, когда молчаливая в общем-то Трифонова связывала больше двух предложений кряду. Александрина даже сформулировать претензии толком не могла. Но ей чудилось, что разговаривает она не с девчонкой, а то ли с мамой подружки, то ли с собственной преподавательницей. Ей было интересно. Но спросить в лоб, кто научил Катю так общаться, она почему-то не решалась. Призыв обходиться без церемоний гроша ломаного не стоил. Вон как уела неведомого ей френда, простушка.
Катя могла бы удивить ее банальностью разгадки. Она не болтала со сверстниками уже лет десять. И семья, в которой пусть и не употребляли молодежных выражений, но годами разговаривали ровно, была далеко. А близкими собеседниками стали люди, очень непохожие друг на друга. И влияли они на Катю одновременно. Женщины из общежития, независимо от возраста, трепались исключительно матом. Анна