Солдаты рванулись в лежащему, но вперёд вышел Щетинин, раскинул руки.
– Хватит, – сказал он. – Поучили и будет. – Повернулся к Стеклову. -
А ты машину отгони в сторону да заглуши.
– Ладно.
Горбунец кашлянул и вышел на свет.
– Что случилось? – строго спросил он. – В чём дело?
– Да вот, поучили тут одного, – отозвался Щетинин. – Прапор пьяный, чуть не подавил всех.
Прапорщик поскуливал и пьяно ругался.
– Но руками, как я понимаю, никто не трогал. Сам неудачно упал, – многозначительно произнёс Горбунец. – Отгоните машину и сделайте так, чтобы никто её больше не завёл. И спать всем.
Солдаты стали расходиться.
Стеклов отогнал «Урал» подальше от палаток.
– Осуждаешь? – спросил ротный Кирилова.
Тот промолчал.
– Где работаешь?
– В конструкторском.
– Понятно. Год назад закончил?
– Ага.
– Не женат?
– Женат, – Кирилов почувствовал, как щекам стало жарко, и торопливо попросил:– Дайте папироску.
Горбунец протянул «беломорину», Кирилов прикурил от его огонька. Во рту стало горько, он прокашлялся, помедлил и отбросил папиросу в сторону.
– Не курю, – признался виновато. – Почему-то вот попросил… Месяц как женился… Она ещё учится, диплом будет скоро защищать, а я… а меня вот сюда…
– Всего месяц назад?
– Да.
– Не повезло, – вздохнул Горбунец, – не повезло тебе, лейтенант… Хотя мне тоже. Жена через две недели рожать должна. Второго сына жду, а тут… В резерве вроде был, да как водится – в последнюю минуту знакомый военкома остался, а я пошёл. Хорошо, тёща приехала, поможет.
Ротный помолчал, потом вошёл в палатку, и Кирилов слышал, как он, тяжело вздыхая, лёг на нары.
На следующий день с запада потянули низкие тучи. Они всё наливались чернотой и наконец прорвались холодным дождём. Сильнее подул ветер, и к вечеру стало не по-летнему прохладно. Комбат уехал в посёлок в часть, оставив за себя командира первой роты – кадрового старшего лейтенанта Григорьева. Он, отменный строевик, участвовавший в нескольких парадах на Красной площади, прослуживший после училища три года в московском гарнизоне, не знал, что делать, и солдаты, предоставленные самим себе, в палатках играли в невесть откуда взявшиеся карты или дремали.
Среди ночи стало ощутимо холодно. Первым оделся и залез под одеяло с головой Григорьев, потом Кирилов. Дольше всех крепился Горбунец, но в конце концов и он не выдержал. Дрожа от холода, Кирилов вспомнил Щетинина и его просьбу о матрасе, которую он так и не выполнил. Подумал, что навсегда потерял всякое уважение со стороны солдат и решительно полез с нар.
Заглянув в палатку отделения Щетинина, он долго привыкал к кромешной темноте, пока не различил фигуры спящих солдат. Они лежали на середине, оставив с краёв пустые настилы, прижавшись друг к другу так, что трудно было определить, где кто.
Кирилов вышел под дождь,