Причем у сторонников идеи о том, что терроризм и война постепенно смыкаются между собой, есть некоторые правовые основания к таким утверждениям. Например, в Военной Доктрине России 2010 г. распространение международного терроризма отнесено к основным внешним опасностям[65]. Аналогичный подход был и в ранее действовавшей Военной Доктрине, согласно которой международный терроризм был назван одной из основных внешних угроз военной безопасности России, а упоминание уже просто терроризма без приставки «международный» было сделано и в перечне основных внутренних угроз именно военной безопасности, вооруженный конфликт охарактеризован высокой вовлеченностью в него и уязвимостью местного населения, широким использованием диверсионных и террористических методов»[66].
Основанием к этому также является то, что зачастую терроризм направлен на провоцирование войны, а совершаемые теракты являются формальными поводами для ее начала. Наиболее ярким и известным примером этому является убийство 28 июня 1914 г. австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда сербским студентом Гавриилом Принципом, членом сепаратистской организации «Молодая Босния», что явилось одним из поводов к началу Первой мировой войны.
Однако ряд международных документов разграничивает войну и терроризм. Правила ведения войн довольно четко регламентированы в вопросах их ограничений такими документами, как Устав Организации Объединенных Наций, Женевские конвенции и Римский статут Международного уголовного суда. Эти акты регулируют и сдерживают решения государств в отношении применения силы.
Тоже можно сказать и о разнице между терроризмом и партизанской войной, поскольку последняя представляет собой составную часть общей борьбы народа за свой суверенитет, воплощенный в суверенитете государственном. Как справедливо подчеркивал О. В. Будницкий, определяя различие партизанской войны советского народа во Второй мировой войне, «Партизанские отряды не просто выражали интересы народа, они состояли из самого народа, борющегося за свое освобождение. Другое дело терроризм, который никогда не имел и не имеет сколь‐нибудь прочных корней в общественной среде, и ничьи интересы, кроме собственных интересов самих членов террористических группировок, он не отражает»[67].
Но, например, Ю. М. Антонян,