Интересно в этом контексте столкновение двух гипотез. Во-первых, «гипотеза груминга», которая связывает происхождение языка с его ролью в социуме. Груминг описывается как дружеское «обыскивание» особей в группе. В соответствии с этой гипотезой, «обыскивание» перерастает в язык как более экономное средство, требующее меньше временных затрат для взаимной идентификации.
Этой гипотезе противостоят исследования, доказывающие, что взаимная идентификация и формирование дружеских чувств реализуются при помощи не столько языка, сколько невербальной коммуникации – манеры держаться, ухаживания, объятий, поцелуев, улыбок, запаха и т.д. Делается вывод, что социальная функция языка не может считаться движущей силой глоттогенеза.
Таким образом, существует многообразие гипотез происхождения языка. Их можно считать процессом взаимного «погашения» претензий на истину. На каждый тезис о происхождении языка обнаруживается не менее убедительный антитезис. Так что же, следует «оживить» запрет Парижского лингвистического общества? Но можно считать и по-другому, а именно так, как это предлагает С.А. Бурлак: «Едва ли не все высказанные гипотезы в той или иной мере справедливы… Говорить об окончательном решении проблемы глоттогенеза пока, наверное, рано, но тем не менее наука значительно продвинулась в этом направлении, что позволяет надеяться на приближение к разгадке этой многовековой тайны»26.
Но каким путем следует идти, чтобы приблизиться к разгадке этой тайны? Если все время идти тем путем, которым уже шли эмпирические науки, не получив ответа на поставленный вопрос, то не исключено, что на этом пути будут получены дополнительные результаты, не дающие нужного ответа. Это путь, находящийся в границах субстанции «материи», оперирования с материальными факторами в надежде, что их определенная комбинация приведет к рождению языка. Но этого не происходит.
Язык как бы «дан» как та «среда», в которой происходит дискурс. Но каким образом он «дан» – на этот вопрос ответа нет.
Так, может быть, вообще вопрос поставлен неправильно и ответ на него нельзя получить в контексте биоантропологической реальности? Но тогда в какой реальности нужно пытаться найти ответ на этот вопрос?
Анализ биоантропологических факторов не дает конечного результата в объяснении происхождения языка. В них недостает какого-то существенного «элемента».
Какую реальность упускают из виду многообразные концепции происхождения языка? Все они рассматривают лишь влияние различных факторов – анатомических, физиологических, возрастных, экологических, психологических, социальных на то или иное состояние существующего языка, на те или иные его особенности. Но ведь с точки зрения цивилизационно-антропологической язык – это нечто целое. Но что такое цивилизационно-антропологическая реальность? Что она «выражает» или что «отражает»? Составляет ли она специфическую «субстанцию»