Правда, и я, как в капкане, очутился. Врезал рукоятью кнута по серой морде раз, другой… не отпускает, зараза. А справа, замечаю краем глаза, еще один появился и, оценив обстановку, начал к прыжку изготавливаться.
Ладно, думаю… не хотите по-хорошему – тогда умрите геройски!
Захлестнул зверюге, лежащему на крыше, шею, вцепился покрепче и, когда волчара справа, наконец, прыгать решился, оттолкнулся, качнулся, «поймал» его сапогами и в обратный полет отправил. Сапоги у меня с подковкой, хоть и не серебряной, как у дариной кобылы, но минут на пяток этот попрыгунчик из игры выбыл.
Ну а я пока все продолжаю на верхнем оборотне висеть – и каждый делает вид, что торопиться ему некуда и незачем. А что, у меня кони мчат так, что глядеть любо-дорого, на флангах пока чисто, в тылу – в смысле, в фургоне у Дарсоланы, судя по звуку, тоже все в норме. И зверь в ткань всеми лапами вцепился, распластался и подыхать от удушья, похоже, явно не настроен. Рычит сквозь перчатку, глазами полыхает. Фонарики у него еще те – два мрачно-багровых круглых огня без всяких зрачков и прочих белков, словно и в самом деле кто-то изнутри черепа керосиновым факелом подсвечивает.
Морда, к слову, – сейчас, когда присмотреться получилось, – выглядит не так чтобы совсем волчьей. Похожа, но чуть иная.
Оборотень, значит… человеко-волк. Интересно, думаю, а в зверином облике он человеческую речь понимает или как?
– Пасть открой! Ты, псина блохастая, тебе говорю! – ну и еще пяток слов без падежей.
Сорвался… а ведь зарок после второго ранения давал.
Так и не знаю, понял меня волк или нет, но послушался. Разжал клыки, взревел так, что я чуть не оглох, на дыбы встал. Я еще напоследок удивиться успел: ни черта ж себе у нашего фургончика тент, такую тушу выдержать, а парусина как раз в этот миг взяла и разошлась… под правой задней.
И тут оборотень просчитался. Ему б сквозь эту дыру спокойно провалиться, а он обратно на крышу выкарабкиваться затеял. А пока он карабкался, я успел и «ТТ» выхватить и даже патрон в ствол загнать.
– Р-р-рах-х!
Я на спуск дважды нажал. Хоть и помнил, что дороги пули, но… больно уж здоровая туша надо мной нависла.
– А-а-а-а-о-о-у-у-а!
Вот сейчас я пожалел, что парой секунд раньше от рева не оглох. Потому что слышать это… звери так не воют и люди так не кричат! Аж до костей жутью холодной пробрало… чуть пистолет не выронил.
Потом этот недополузверь затрясся, словно в припадке, задергался… опять угодил лапой в дыру и на этот раз провалился внутрь, на доски шлепнулся… только уже не волком. Человеком.
Молодой, лет с виду не больше двадцати, черноволосый… голый… и с двумя входными в груди.
Орать он уже не орал – молча подергался еще немного и затих. Зато сородичи его снаружи так взвыли, что я уже решил: все, полный капут пришел! Если попрут со всех сторон, не глядя на потери, я не то что вторую обойму – первую расстрелять не успею.
Крутанулся – нет, не лезут. Наоборот, вой словно бы в стороны откачнулся.