Чаепитие получился столь теплым и душевным, что она сама в первый раз за два года сумела расслабиться и… на следующий день все повторила. К большой радости всех приглашенных.
Так пятичасовые чаепития стали традицией. Таша и сама не заметила, как вместе с соседями на них пришли несколько гостей из «Особняка». Но она обрадовалась им, ей было приятно порадовать покинутых стариков. Неожиданно появилось чувство, что, отдавая другим, она сама получает несоизмеримо больше. Затем подтянулись еще желающие и любопытствующие, а к концу лета на пятичасовой чай у Таши собирался почти весь поселок.
В атмосфере добродушия и добрососедства она расслабилась. Ей показалось, что призраки отступили, и спустя некоторое время она решила дать себе возможность выспаться.
Завершив все дела пораньше и уложив детей, она улеглась в свое аскетическое ложе. Но едва голова коснулась подушки, вместо привычной черной бесконечности перед глазами появились кольца дыма и безумная пляска огня. А затем крик. Женский крик.
Больше в ту ночь она так и не уснула. Сидела на стеклянной веранде, глядя в темноту. Таша зажгла толстую свечу, которую сама сделала с детьми, и ее слабый огонек стал единственным намеком на свет в кромешной тьме, которая ее окружала и не желала отступать ни при каких условиях.
Перед тем как толкнуть калитку, Татьяна замешкалась. Сквозь открытые окна небольшого домика, куда лежал ее путь, звонкой мелодией лились детские голоса. Перекрикивают друг друга, захлебываются, ноты смеха звенят и создают причудливую симфонию. Счастья ли? Возможно. Скорее всего. Несчастные дети так не смеются. Впрочем, что она действительно знает о детях? И о счастье?
От ощущения собственной неполноценности спазм сдавил горло, и в глазах защипало. Татьяна рассердилась. Чего нюни распустила? Ты официальное лицо, вот и веди себя подобающе! Впрочем, к роли «официального лица» ей предстояло привыкнуть. Она толком не знала, как полагается себя вести. С одной стороны, ей хотелось, чтобы в ней признавали представителя власти, а с другой… С другой – ей отчаянно хотелось, чтобы ее любили. Дети, взрослые, неважно, кто-нибудь.
Татьяна толкнула калитку – та была не заперта, и она невольно думала, что в этом доме наверняка никогда не закрывают дверей. Она шагнула в сад, укутанный жужжанием пчел, щебетом птах и шорохом бабочек, в невообразимом количестве порхавших над цветущими розами, астрами, клематисами, флоксами, гладиолусами и другими цветами, названий которых Татьяна и не знала – садовник из нее был так себе.
В первый год после свадьбы она посадила на даче Эдуарда фруктовые деревья, мечтая о том, как будет вместе с детьми обрывать черные черешни и брызжущие соком яблоки, но растения не прижились. Впрочем, детей она тоже не родила. Да