– А скоро и коляску мне новую Лизонька привезла, которую Арсений Андреевич выписал, – восторженно дополнила Катенька. – Она легкая, удобная, мне совсем легко с ней! А еще Лизонька возила меня на обследование, говорят можно операцию сделать. Я еще может, ходить снова буду!
Катенька разрумянилась от своей надежды и радости.
– А Лизонька это… – начала я.
– Дочка Арсения Андреевича, – договорила Катенька. – Она часто ко мне заходит, только командировки у нее бывают по работе, вот уже несколько дней не видно и не звонит. Наверное, опять уехала.
– Вот видишь, доченька, – ласково продолжила баба Аня. – Хорошо все у нас, справляемся….
– Ох, а сколько я вам за огурцы-то должна? – спохватилась я.
– Да сколько не жалко, – улыбнулась баба Аня. – А то бери так, доченька. Спасибо тебе, я и посейчас еще на базарчике бы торговала. И хотя за рыбкой много людей приезжают, и к нам по дороге заглядывают, но все меньше чем летом.
– Баба Аня, вы простите, что я вас так называю, я не знаю, как вас по имени-отчеству, пора мне уже. И вас задержала, и сама засиделась. Хорошо у вас. Но пора…. А сейчас я могу чем-то помочь? Я могу в магазин сходить, мусор вывезти, может дрова принести?
– Да что ты, доченька, ты заезжай к нам, мы всегда рады будем. А если что нам нужно, то Семен Коробов – он работает у Арсения Андреевича в усадьбе – почти каждый день забегает. А «бабой Аней» я уже по гроб жизни буду, – рассмеялась она.
Коробов! Владелец темно-синего опеля! Работает в усадьбе! От неожиданности я не нашлась, что спросить у бабы Ани о нем. Тепло и уют их дома убаюкали меня. Мне казалось, счастье прошумело крыльями совсем близко. Не мое и не чужое, вообще счастье, которое доступно всем, протянуть только руку. Но то ли руки коротки, то ли ухватить его духу не хватает. Увлекшись рассказом о Мёдушах, впечатленная судьбой этих двух женщин, их покоем и жизненной силой, я совсем забыла о цели моего посещения Мёдушей. Надо признать, что и цель была невнятная, но – вот он – Коробов! Единственная ниточка, связавшая мое приключение с каким-то реальным человеком. И что теперь делать я не имела ни малейшего представления.
Распрощавшись с бабой Аней и Катенькой, оставив на табуретке в сенях «сколько не жалко» денег за огурцы, я подошла к машине, все еще находясь в некотором замешательстве. Пробыв в Мёдушах уже больше двух часов, я рисковала быть застигнутой теменью наступавшего зимнего вечера. И не в центре города, а на трассе, где освещены только деревушки, в двадцати километрах от дома, с не выгулянной собакой и с тремя банками кислых огурцов. Свет дня уже загустел, еще час и наступит темнота.
На маленькой деревенской площади, с уже покинувшими ее товарками, еще не зажглись фонари, но в магазинчике освещение уже включили. Я стояла