задумалась. – Я сирота. Меня воспитывала тётя. Я рано начала замечать разницу между её отношением к родной дочке и ко мне. Она старалась быть доброй с нами обеими, но к ней всегда относилась лояльнее. Меня это обижало. Однажды мы с Наташкой, моей двоюродной сестрой, пошли играть на стройку со старшими ребятами. Там рабочие копали траншею, гоняли нас. А потом ушли обедать. Ну и конечно мы все туда полезли. Играли там, а потом мальчишки начали прыгать с одного края на другой. И вдруг часть траншеи осыпалась. Прямо на меня. Земля завалила меня целиком. Я до сих пор помню чувство, когда сдавило так, что не вздохнуть, стало темно и очень тихо. А когда я открыла глаза, увидела белый потолок больничной палаты… Потом мне рассказали, что ребята тогда испугались, стали звать на помощь. Прибежали те самые рабочие, откопали меня, вызвали скорую. Я почти не пострадала – в основном ушибы и ссадины. И перелом двух рёбер, простой, без смещения. Медсестра, обслуживающая палату, мне сразу не понравилась. Толстая тётка с зычным грубым голосом, ненавидящая весь мир. У тёти не было времени приходить ко мне каждый день, Наташке было скучно сидеть со мной после уроков. А врачу не нравился низкий гемоглобин, и он через день назначал мне анализ крови. И брала его она, та медсестра… Это было ужасно. Я лежала в больнице почти три недели. Вначале плакала, потом просто тихо без лишнего шума начала падать в обморок. А когда были исколоты все пальцы, она стала брать кровь из вены. Ну, вот как-то так… После этого я старалась не попадать в больницы. Благо здоровье позволяло приходить туда разве что за плиткой гематогена в аптечном киоске.
– Старалась не попадать? – переспросил маг.
Я хмыкнула.
– Ага. Второй раз я оказалась там в четырнадцать с половиной. Трудный возраст, все дела. Первая любовь, маленькая драма. Я изгой, он – мечта всех окрестных девчонок. Я не осмеливалась с ним даже заговорить. А он однажды на школьной дискотеке пригласил меня на медленный танец. Сам. Счастливей меня в тот момент было не найти во всей вселенной, наверное, – я криво улыбнулась. – А потом он позвал меня подышать свежим воздухом, во дворик. И поцеловал. И тут сказка кончилась. Выскочили его дружки, засвистели, начали ржать как кони и поздравлять его с тем, что он выиграл спор – поцеловал Дикарку. Они так меня называли за то, что я всех сторонилась. Я бежала домой, не разбирая дороги. Тёти дома не было. Наташка осталась на дискотеке. А мне не хотелось жить. Вообще. Распотрошила аптечку, без разбору слопала все таблетки. Так противно было, ужас! Дура, конечно, надо было вены резать, это надёжней. А потом легла на кровать и закрыла глаза, – я немного помолчала. – Знаешь, князь, там ничего интересного. У меня был длинный пустой коридор, залитый светом. Я плыла по нему, мне было… никак, наверное. Ни боли, ни радости, просто ничего. Только холодный стерильный свет повсюду. Клиническая смерть. А потом резкий толчок – и снова здравствуй, больничная палата. Помню, как переругивались врачи, пытаясь поставить мне капельницу, а потом я, видимо, потеряла сознание. И на следующий день мне было так паршиво, что не передать. И снова чёртов гемоглобин! Из-за него меня держали в больнице
