– Да! Давай! Мы сыграем! Мы русские люди! Двум смертям не бывать, одной не миновать – так, кажется? Жуть, как ты меня раззадорил!
Последний фрагмент, который всплывал в памяти Андрея, который как бы выкадровывался из всей этой длинной мизансцены, была секретарша, точнее ее взгляд. Она его просто пронзила им. Она не знала, кто он и зачем он нужен Падину, но по лицу шефа считала, что состоялась какая-то очень важная договоренность…
Дома Андрей долго сидел на кухне, пил чай, курил, сбрасывал напряжение. Он прокручивал состоявшийся разговор с Падиным, фрагмент за фрагментом; он прокручивал также свое старое «кино», как он начинал футбольный проект тогда, в лагере. Он вспоминал, как по команде Болта на изрытое рытвинами, клочковатое поле вышли двенадцать угрюмых, разновозрастных, озлобленных мужиков. Они все были худые, ослабленные постоянным курением, алкоголем, а двое крепко сидели на игле. Когда он высыпал из рваного пакета два стареньких футбольных мяча, они стали ржать, и незлобно, но тупо материться. Они почти забыли, как когда-то гоняли мяч во дворе. Они пришли просто ради любопытства – чтобы понаблюдать, как облажается Французик – так они прозвали Андрея за его утонченный, почти субтильный облик, правильную и почти безматерную речь; за движение мысли, которые они улавливали в его нетипичных для лагерного планктона глазах…
Что он мог им сказать тогда? Каким образом можно было их заставить тренироваться? Это казалось невозможным.
Для начала он им сказал такие слова:
– А что мы, собственно, потеряем, если погоняем мяч? Подвигаемся на воздухе… Что, все в бараке сидеть?
Они организовали на поле два квадрата и стали перепасовываться. О какой технике можно было говорить в приложении к ним? Мяч вообще ни у кого в ногах не держался. Но через некоторое время он все же втянул их в казавшееся им совершенно дурацким занятие: кто больше начеканит правой ногой. Ни у кого не получалось больше трех-четырех подскоков. Мяч слетал с ног, улетал за рамку поля. Но, когда Андрей, вспоминая прежде наработанные навыки, набил правой сначала пятнадцать, потом двадцать пять, а потом сразу пятьдесят шесть правой и тридцать левой, зэки замолчали и насторожились; можно сказать, они заинтересовались.
– Дай-ка мне, – попросил тогда тот, что был авторитетом и кто должен был быть капитаном согласно угрюмой зэковской иерархии. И Болт оказался единственным, кто смог через пару дней набить правой десять.
Вот с этого все и началось. Они стали приходить на тренировки, но не играть, а именно чеканить. Как люди азартные, они стали делать ставки на лучший результат – сигарету, стакан водки или даже просто на щелобан. Им стало интересно.
Андрей же знал, что чеканка – это основа техники. Если они дойдут до нескольких десятков подскоков каждой ногой, мяч уже будет держаться у них в ногах и можно будет что-то строить.
Потом наступила пора стравливания. Он оценил по характеру каждого; самых злобных и рьяных, ненавидящих явно или тайно друг друга развел в разные команды. Он поставил наиболее крепких и мало бегающих в защиту; более