«Да, да, безусловно, к моменту драфта, волна негатива схлынет, все поймут, что неудачи случаются у каждого, даже Майкл был не без греха, и в итоге сорок пятый номер вернется обратно в топ – пять лотереи молодых талантов».
«Несомненно, будем надеяться, что у Никиты Лазарева все сложится в лучшем виде и рано или поздно его майку поднимут, увековечив под сводами одной из спортивных арен Национальной Баскетбольной Ассоциации».
«Это вполне резонное пожелание, жаль только в родной альма-матер, его вряд ли будут чествовать, после такого финала, я слышал, что все джерси с его фамилией или номером были сожжены, как во времена Большого Решения Леброна Джеймса».
Ток-шоу продолжалось, Ник уже не слушал. Он вспоминал, какую волну ненависти вызвал, после финала. Никто не пытался его поддержать или утешить, партнёры по команде говорили, какие-то ободряющие слова, но это не шло не в какое сравнение с попытками фанатов и болельщиков попасть в него бутылкой, или перевернуть командный автобус. Охрана спорткомплекса не справлялась. Ровно, как и студенческого городка, сразу после игры дверь в его комнату подожгли, а стены возле, расписали разного рода нецензурными пожеланиями. Ник понимал всю эту злобу, агрессию и ненависть, более того – принимал и впитывал. Весь этот общий негативизм, находил внутри него оправданный отклик. Его самого продолжало преследовать чувство, схожее с глубокими, кровоточащими порезами, после встречи с дикой кошкой на каком-нибудь авантюрном сафари. Эти раны саднили, проникшая инфекция, наливалась гнойными нарывами, трескающимися и сочащимися при любом неосторожном движении. И вся эта отравляющая боль, терзала Ника изнутри. Ему тошно было смотреть телевизор и читать новости, с не утихающими спортивными обзорами и прогнозами, но он смотрел и читал. Его воротило от одного вида кроссовок и формы, в которой был проигран тот матч, но каждый вечер Ник продолжал сидеть, молча перебирая складки на затасканной майке, обводя пальцами, контуры так и не полюбившегося номера. Он хотел бы закрыться от всего мира, спрятаться, отгородиться, не только стенами, но, может быть, и деревянной крышкой, под толщей земли. Тем не менее, стоило солнцу зайти, он выходил на улицу, нарываясь на пьяные компании, в поисках рискованных встреч. Кира пыталась его остановить, рвала на нем одежду, не в порыве страсти, а попытке удержать от очередного сумасбродства. Слёзно просила одуматься, колотя, своими маленькими, ухоженными кулачками, иногда даже пыталась драться. Каждый раз, оставаясь одна, заплаканная, в тёмной комнате. Позже, ближе к утру, чем времени разгульной ночи, она шла искать его – пьяного, уснувшего где-нибудь на скамейке или под деревом, возле корпуса общежития. Причиной тому была их внутренняя связь, или включённый