– Вот это, – Сергей указал на щуплого старика с разбитым носом, – Федор Игоревич. Это мы его зовем Федорой, а для тебя и всех остальных он Федор Игоревич. А ну, представься Федора нашему гостю.
Старик довольно живо поднялся, отряхнул свои рваные, грязные брюки и поправив несуществующий галстук представился:
– Федор Игоревич, кандидат математических наук. Десять лет назад я работал в космической индустрии. Наращивал, так сказать, мощь нашего государства в космосе. Вы слышали, что ни будь про космический щит? Ох, американцы и раздули из этого!
Федора рассмеялся несоответствующим не его внешности, не месту – чистым, почти детским смехом. Иван от неожиданности уронил кусочек сала из пальцев.
– Сядь, Федора! Не пугай человека, – приказал Сергей, – теперь понимаешь почему он Федора?
– Угу, – лишь смог произнести Иван.
– Это его особенности голосовых связок, но не голос в этом человеке главное конечно. Он просто гений математики! Знаешь, чем зарабатывает? Решает контрольные, пишет курсовые, диссертации. Да, ты рот-то прикрой!
Обширное пространство склада снова наполнилось мужским смехом. Но теперь ответной улыбки у гостя веселье не вызывало. В слаженных мужских голосах Иван расслышал и женский, но понял, что это смеется Федора.
– Ты, когда на вокзале, как крыса прятался по углам, он еще тогда тебя заприметил, и сообщил Погону. Погон, выйдька в свет из своих военных – темных сил!
Из глубины склада послышался скрипучий звук, и на кресле каталке появился человек в камуфляже.
«Таких все больше и больше по всему городу. Молодые, крепкие, им бы на строительство Байкала Амурской Магистрали, а они по переходам с костылями, да в инвалидных колясках. Как будто и не было Маресьева, не смотрели они „Не могу сказать „прощай““, да и вообще ничего не знают о мужской гордости, силе духа и воли. Обнищала русская душа. Что ожидать от дегенератов?»
– Здрасте! – сняв помятую кепку, поздоровался человек с большими, даже в душной темноте оставшимися серыми, холодными глазами.
Иван кивнул и уставившись в рыбное месиво, именуемое «Балтийской килькой», продолжил размышлять:
«Если его побрить, подстричь, да и просто помыть, то ему точно не более тридцати пяти лет. Но грязь, щетина и конечно нереально изогнутая культя правой ноги делают из него старика. Парню жить и жить, детей воспитывать, строить светлый мир… А, он в сарае, как крыса живет. Нет. Раньше такого не было…»
– Это наша разведка и охрана, – Сергей подбирал слова, но решил сказать коротко, – если Федора мозг, то, Погон – это сила!
Иван ухмыльнулся, взгляд его вторично уперся в культю, и он мысленно прокомментировал:
«Ну, насчет силы ты загибаешь! Парню бы протез хороший, что б он ходил, а не катался на кресле. Так он скоро в беспомощный овощ превратится».
– Я же сказал – недалекий он! – отозвался сильным голосом Погон, – Не верю я ему! – толкнул руками коляску, и как показалось Ивану, совершенно беззвучно