Глава 1
Мать всю жизнь проработала на Люблинском литейно-механическом, да на вредном производстве, и собственное здоровье сохранила разве что чудом. Но просто так ничего в этой жизни не проходит, и долгожданную в семье Рюхиных дочку Антонина Васильевна родила семимесячной, очень слабенькой и, по образному определению доброй акушерки в роддоме, – «немножко недоделанной». Мать акушерку чуть не прибила и, несмотря на то, что та была не так уж и неправа, нарадоваться не могла на девочку, отказывалась отпускать от себя, постоянно приговаривая: «Доча ты моя, доча ненаглядная!» С тех пор и на долгие годы так и приклеилось к ней в семье – Доча да Доча.
Федор проснулся сам и как-то сразу. Пару минут он еще лежал с закрытыми глазами, ожидая, что вот-вот раздастся истошное верещание будильника, но тот почему-то включаться не спешил. Федор открыл глаза. Пробивающийся сквозь неплотно задернутые шторы рыжий лучик фонаря со стройки напротив слегка рассветлял кромешную темь февральского утра и позволял, хоть и не без труда, рассмотреть стрелки на циферблате. Удивительно, но до столь же ненавидимого, сколь и неизбежного подъема было еще почти полчаса. Это тем более поражало, что сна не было ни в одном глазу. А ведь Федор был стопроцентной «совой» и даже не помнил, когда в последний раз его разбирало в такую рань и так легко освобождаться от уз Морфея. Такое бывало разве что в детстве, когда наутро предстояло что-то долгожданное, от одного предвкушения чего сладко замирало сердце. Например, поход с отцом на рыбалку. Или отъезд к бабушке в деревню. Федор улыбнулся воспоминаниям и тому, как же, по сути, мало в чем-то меняется, взрослея, человек! Ведь и сегодня в его, Федора Ионычева, жизни может произойти нечто значительное и очень, очень давно ожидаемое, – отсюда и утренняя бессонница.
Но все равно вставать раньше будильника причин не было, и с намерением коль уж не поспать, то просто понежиться в теплой постели, Федор повернулся на другой бок. Его рука привычно обхватила талию Ирины. Жена спала в своей любимой позе – свернувшись калачиком и зарывшись головой под подушку. Ночнушка на ней задралась, и ладонь Федора наполнилась горячим теплом ее тела. Десять с лишним лет, прожитых в браке, ровным счетом ничего не изменили в отношении Федора к жене – он все так же любил и хотел ее. Вот и сейчас прикосновение к острому выступу Ирининого бедра отозвалось в нем мощным приступом желания. Как с крутой горки, пальцы Федора заскользили по атласно-гладкой коже ее живота вниз и зарылись в густую поросль шелковистых волос. Ирина вздрогнула, просыпаясь. Секунду, видимо, не понимая со сна, что происходит, она была все так же неподвижна, потом из-под подушки раздался ее разгневанный шепот:
– Ты что, Ионычев, рехнулся? Который час? Отстань, я спать хочу!
С этими словами Ирина решительно сбросила с себя мужнину руку и натянула на бедро подол ночнушки. Федор затих, еще минуту лежал, прижимаясь к безучастной Ирине всем телом, потом вздохнул и отвернулся. Еще совсем недавно Ирина на столь раннее, а потому «внеплановое» проявление мужем нежных чувств наверняка отреагировала бы куда более благосклонно. Делать нечего, нужно было вставать.
Федор вылез из-под одеяла, будучи готовым, как обычно, зябко содрогнуться всем телом, но