– Сядь, – сказала Ханна и толкнула меня на диван. – Это папа.
Именно. Папа. В этом-то и проблема.
Бабушка Ханны приобняла меня, сказав:
– Это же замечательно!
Замечательно? Вовсе нет! Я услышала шаги по лестнице и увидела, как распахивается дверь. На пороге появился человек, расплывшийся в улыбке.
– Здравствуйте, мои дорогие!
Он поцеловал жену и детей. И это им явно понравилось. Что вообще здесь происходит?! В довершение всего он подошел прямо ко мне:
– Здравствуй, милочка. Вам тут весело играется?
Я утратила дар речи, и за меня ответила Ханна:
– Да, папуля. Смотри, как мы танцуем!
Она потанцевала, а потом в полном восторге стала что-то говорить отцу. А он отвечал ей таким счастливым голосом! Я никогда не заговаривала с отцом, я не могла вспомнить ни единого случая, чтобы мы с ним о чем-то разговаривали. У нас были только его разъяренные монологи.
В этот момент я осознала, что все может быть по-другому. Я своими глазами увидела, что с папой может быть хорошо. Я поняла, что мой отец не такой, каким должен быть, и каждый вечер молилась, чтобы Господь смилостивился и ниспослал ему смерть. Увы, мои мольбы были безответны.
Его смерти желал каждый из нас. Мы надеялись на несчастный случай или на пьяную драку со смертельным исходом, но ничего подобного не происходило. Мы оставались заложниками отцовского безумия.
Друг к другу мы относились так же, как отец к матери и к нам. Навлекшему на себя его гнев не стоило рассчитывать на какое-то сострадание – наоборот, он был источником бед всех остальных. Мы точно так же орали: «Это из-за тебя!», хотя прекрасно понимали всю непредсказуемость реакций отца.
О том, чтобы разозлиться на отца, не могло быть и речи, и мы ссорились между собой, обвиняя друг друга в безысходности ситуации. Мы росли в напряженной обстановке, и витавшая в доме постоянная угроза не оставляла места терпимости и взаимопониманию.
Агрессия моего отца пронизывала всю семью и впитывалась каждым из нас. Агрессия превратилась в способ общения. В детстве мы были жестоки по отношению друг к другу.
И мы не представляли себе другой жизни.
Жестокость перешла от одного поколения к другому. Отец бил маму. Следуя его примеру, мой брат Вим бил мою сестру Соню. Мой младший брат Герард бил меня. Я никогда не начинала драк, поскольку знала, что мне не победить. Ни отца, ни братьев. Я была самой маленькой, да еще и девочкой. Как бы я ни старалась походить на мальчиков, мне все равно не хватало физической силы.
С моим младшим братом Герардом мы дрались каждый день. Как только родители отправлялись на свою ежевечернюю прогулку после ужина, Герард начинал задирать меня. Ритуал повторялся изо дня в день: мы изображали семейную жизнь. Он (неосознанно) изображал отца, а я была обязана говорить ему, что он здесь хозяин, точно так же, как это делала мама. Если