Макс вознамерился просветить спутницу о том, как неразумно поощрять таких, как Брайнстон, но понял, что опоздал. Она уже перестала обращать на него внимание.
Они вошли в выставочный зал, и Софи с благоговейным видом уставилась на грандиозное пространство. Ее голова запрокинулась, губы раскрылись. Макс часто бывал здесь и забыл, какое сильное впечатление мог произвести этот зал во время проведения летней выставки. Для такой девушки, как Софи, оно наверняка было ошеломляющим. Сотни картин в золоченых рамах теснились на стенах, залитых светом из широких арочных проемов. Десятки модно одетых мужчин и женщин неспешно бродили по залу или сидели на низких диванах оливкового цвета, расположенных в центре зала. Гулкое жужжание голосов заглушило ее невольный возглас. Софи сделала шаг вперед, но потом, словно вспомнив о его присутствии, вернулась назад.
– О, спасибо, что привели меня сюда. Вы не обязаны здесь оставаться. Я понимаю, что вы предпочли бы этого не делать. Но теперь все в порядке. Всего доброго, мистер Харкот.
Макс сомневался, стоит ли ее поправлять, но, сколько он себя помнил, ему приходилось носить не один так другой титул, и теперь мысль о том, чтобы побыть просто мистером Харкотом, показалась ему привлекательной. Эта девушка ничего о нем не знала, кроме того, что он живет по соседству с ними и у него есть сестра. В отличие от большинства других знакомых ему молодых женщин она не имела на него никаких видов, кроме желания его нарисовать. Если он останется мистером Харкотом, все станет проще и легче. Через несколько дней она уже, наверное, будет на пути домой, и он никогда больше ее не увидит. Что плохого в том, чтобы еще несколько минут насладиться одним из своих любимейших мест в Лондоне в компании того, кто действительно любит живопись и пришел сюда не для того, чтобы поглазеть на других? Каких-нибудь десять минут, и он уйдет. Это ничему не повредит.
– Идемте, я покажу вам свою любимую картину, – сказал Макс.
Софи коротко кивнула, и Макс, положив ее руку на сгиб своего локтя, повел ее в сторону. Пока они шли, глаза Софи жадно скользили по картинам, а губы слегка приоткрылись. Однако он чувствовал напряжение ее ладони, лежавшей на его руке. Они остановились в том месте, где зал выходил в другой коридор, отгороженный от него шелковой лентой.
Освещение в этом зале было приглушенным, но полотно Тернера все равно выделялось среди других более тяжеловесных пейзажей и портретов. Под картиной висела табличка: «Венеция на рассвете». Обманчивая простота сюжета и ограниченная цветовая палитра живописного полотна тоже обращали на себя внимание. Безоблачное небо, бледно-розовое море и вдали золотисто-желтый силуэт Венеции на лиловато-голубом фоне.
Софи выпустила его руку и двинулась к картине, вглядываясь в нее. Потом отступила назад, заставив пожилую пару уступить ей дорогу и даже не заметив их.
Макс вышел вперед, чтобы видеть ее лицо