Николас не мог не засмеяться. Ее голос звучал возмущенно, почти оскорбленно. Но самое главное, она больше не боялась. Он надеялся, что сумеет помочь ей расслабиться, полагая, что если не сумеет очаровать ее и соблазнить – а это было исключено, по крайней мере, этой ночью, – то хотя бы отвлечет, заставит не думать о том, что должно происходить между ними, переключив ее мысли на что-то менее пугающее.
Что касается ощущений самого Николаса, всем его существом владела только одна мысль: он в постели с молодой женой, на ней только тонкая ночная рубашка, а у него уже больше двух недель – новый рекорд! – не было женщины. И это восхитительное создание – его законная жена. Будь оно все трижды проклято!
Впрочем, последние слова, скорее всего, исходили от отдельных, самых мужских частей его тела, поскольку он сам не стал бы чертыхаться от безысходности. Или все-таки стал?
Ему приходилось снова и снова напоминать себе, что попытка овладеть ею сейчас, вероятнее всего, нанесет непоправимый вред будущему, их совместному будущему как мужчины и женщины, мужа и жены, Николаса и Изабелл, герцога и герцогини. Рассказчика и слушательницы.
– Прекрасно. Тогда завтра ты будешь рассказывать. – Николас затаил дыхание, ожидая ответ. Он знал, что им надо чем-то подытожить эту ночь, чтобы их брак имел надежду на успех.
– Тебе следует продолжать. Опыт приходит с практикой, – сказала Изабелл, и он улыбнулся.
– А теперь я пожелаю тебе спокойной ночи, – произнес Николас, затем наклонился и поцеловал жену в лоб. – Хороших тебе слов, Изабелл.
– С-спасибо, Николас.
Он встал, позволил себе бросить один последний взгляд на лежащую в постели женщину – она была неправдоподобно хороша и настолько близка к наготе, насколько надлежит быть аристократической девственнице в первую брачную ночь. А он уходил от нее, мягкой и теплой, в свою одинокую холодную постель, неудовлетворенный и…
И вместе с тем он чувствовал себя прекрасно. У него была надежда на будущее.
Изабелл никак не предполагала, что после ухода мужа почувствует себя одинокой.
Она должна была чувствовать себя объектом для удовлетворения животных страстей герцога, а он играл с ней в карты, рассказал нелепую историю и ушел, запечатлев единственный поцелуй на лбу. Так родители целуют перед сном свое дитя.
Она повернулась на бок и тронула рукой простыню, на которой лежал он. Та все еще хранила тепло его тела. Тогда Изабелл понюхала подушку. От нее исходил специфический запах. Его запах. Не то чтобы она знала, как он пахнет. Ей не приходилось его обнюхивать. Но так вроде бы не пах ни один предмет в ее спальне. Впрочем, чтобы удостовериться в этом, ей придется обнюхать все в спальне, а это было бы, по меньшей мере, странно.
Придется принять на веру, что это его запах. Поразмыслив, она пришла к выводу, что запах ей нравится: теплый, чистый и немного пряный, как сливовый пудинг.
Она услышала