Захлопнув за собой дверь кабинета, Канарис некоторое время стоял в нерешительности.
– Господин адмирал! Надеюсь, все прояснилось? – адъютант Энгель добродушно улыбнулся.
– К сожалению, главное осталось в подвешенном состоянии.
– Тогда прошу ко мне в кабинет.
Опустившись в кресло, Канарис дал выход распиравшим еще совсем свежим впечатлениям.
– Разговор был вполне доброжелательный, но безрезультатный.
– Вспомните заключительную фразу фюрера?
– Впредь полученную вами информацию относительно Сталина – Черчилля докладывайте мне лично. Связывайтесь через адъютанта Энгеля. При этом он ни словом не упомянул, остаюсь я здесь или отправляюсь служить на флот. А я, к сожалению, не спросил.
Адъютант добродушно улыбнулся:
– Это самое полезно, что вы сделали для себя в разговоре с фюрером сегодня утром. Фюрер плодит глобальные идеи и не опускается до технических вопросов по перемещению кадров. Вам дали четко понять, что вы должны делать.
– Но не сказали, где!
– Скажите, адмирал, могли бы вы, болтаясь в водах океана, добывать информацию о Черчилле, не говоря уж о Сталине?
– Вряд ли. Это сложно.
Адъютант развел руками.
– Вот вы и ответили на ваш вопрос. Так что идите в свой кабинет, садитесь за стол и продолжайте работать. Как ни в чем не бывало. Последнее обязательно. Вы меня поняли?
– Кажется, да.
Адмирал поступил точно так, как рекомендовал Энгель.
Кабинет встретил хозяина приветливо. Все предметы оставались на своих местах. И как ему показалось, даже заулыбались при его появлении.
Адмирал заказал свой обычный чай с лимоном, который тут же появился на подносе под белоснежной салфеткой. Но более всего порадовала адмирала его уютная кровать, стоявшая за стенкой в интимной части кабинета. Накрытая ярким английским пледом, она оставалась во все дни его отсутствия нетронутой. Ему показалось, что он запомнил даже складки на пледе в момент своего ухода.
Адмирал позвонил жене и сказал, что ночует на службе, так как работать придется допоздна, а завтра начнется тяжелая неделя.
Последнее было сущей правдой.
Шниттке закончил рассказ, составленный из того, что он сумел «собрать» за последние два дня, а также из того, что додумал.
Гофмайер на несколько мгновений застыл без движения, переваривая услышанное. Наконец, словно очнувшись от наваждения, кивнул официантке и заказал сразу четыре доппельте, а к ним на закуску «резерва».
Официантка понимающе улыбнулась, осторожно бросила взгляд на Шниттке. Тот легким кивком одобрил заказ. Когда все истребованное оказалось на столе, Гофмайер поднял наполненную доверху стопку.
– Если