Приказчик стоял переминаясь. Демидов посулил:
– Ныне кладу тебе великое испытание: домчишь прежде их, заверишь купчую, – будешь главным на Кыштымском заводе.
– Будет так, как приказал, хозяин! Сейчас скакать?
– Сию минуту! – властно сказал заводчик, открыл железную укладку, добыл кожаный кошель и бросил приказчику: – На, бери, да торопись!
Демидовский слуга вихрем выбежал из хором, ворвался в конюшню и оседлал лохматого башкирского коня.
– Пошли-понесли! – весело закричал Селезень и огрел плетью скакуна.
За околицей бесилась метель, меркнул зимний день. Над заснеженным ельником показался тусклый серпик месяца. Бывалому конокраду метель не метель, ночь не страшна! Одна думка овладела им и погоняла: опередить башкирцев…
И леса позади, и волчий вой стих, а метель, как укрощенный пес, легла покорно у ног и лижет пятки. Домчался с доверенностью хозяина Селезень в Екатеринбург, в Горную палату.
– Верши наше дело, батюшка! – поклонился он горному начальнику.
– Что так не терпится твоему владыке? – лукаво улыбнулся чиновник и, встретясь глазами с пристальным взглядом приказчика, понял – будет нажива.
Сдерживая волнение, Селезень тихо подсунул под бумаги кошель и учтиво поведал:
– Их благородие Никита Акинфиевич отбывают в Санкт-Петербург, а мне наказано по зимнему пути лес рубить да камень для стройки припасти.
– Уважительно, – кивнул чиновник и склонился над бумагами.
Селезень вышел в переднюю и сунул в руку служивого солдата гривну.
– Стань тут у двери, коли башкирцы припрут – не пущай! – попросил он.
Меж тем перо чиновника бегло порхало по бумаге. Купчая уже дописывалась, когда до чутких ушей приказчика долетело тихое покашливание, робкое пререкание.
«Доперли, чумазые! Солдата уламывают», – с тревогой подумал Селезень и устремился к горному начальнику:
– Ваша милость, торопись, хошь с огрехами, зачернить бумагу да печать приставь!
Он весь дрожал от нетерпения, юлил у стола, вертел головой, стремясь хоть этим подзадорить и без того быструю руку чиновника. Между тем шум в передней усилился. Башкиры, выйдя из терпения, оттащили сторожа и приотворили дверь. Бойкий ходок просунул в нее руку с бумагой, закричал:
– Бачка! Бачка, мы тут…
– Ох, идол! – рассвирепел солдат, собрал свои силы и всем телом налег на дверь, прекрепко прижав руку с жалобой. – Ну куда ты прешь, ордынская твоя рожа? Ну чего тебе требуется тут? Уйди!
В эту минуту чиновник размахнулся и сделал жирный росчерк. Без передышки он взял печать и приставил к написанной бумаге.
– Ну, сударь, – торжественно провозгласил он, – можно поздравить Никиту Акинфиевича Демидова – купчая завершена!
– Ух! – шумно выдохнул Селезень и присел на стульчик. – Сразу камень с души свалился. Спасли вы меня, ваша милость.
Тут