Синие мухи снова с остервенением зажужжали, и господин главный прокурор вызвал мистера Джарвиса Лорри.
– Мистер Джарвис Лорри, вы служащий банкирского дома Теллсон?
– Да.
– В тысяча семьсот семьдесят пятом году, в ноябре, в пятницу, поздно вечером, не случилось ли вам ехать по делам службы почтовой каретой из Лондона в Дувр?
– Да, была такая поездка.
– Были ли в этой карете еще пассажиры?
– Было двое.
– И оба они сошли ночью?
– Да.
– Мистер Лорри, посмотрите на подсудимого, – не он ли был одним из этих двух пассажиров?
– Не могу сказать, он это был или нет.
– Не похож ли он на кого-нибудь из тех двоих?
– Оба они были закутаны, ночь была очень темная, и мы все держались так осторожно и так сторонились друг друга, что я опять-таки ничего не могу сказать.
– Мистер Лорри, посмотрите еще раз на подсудимого. Если представить его себе закутанным, как те два пассажира, могли бы вы по его сложению, по росту сказать, что он никак не мог быть одним из них?
– Нет.
– Вы не решились бы сказать под присягой, что он не был одним из них?
– Нет.
– Стало быть, вы по меньшей мере допускаете, что он мог быть одним из них?
– Да. Но только мне помнится – те двое, так же как и я, очень боялись разбойников, а у подсудимого совсем не робкий вид.
– А вам, мистер Лорри, не приходилось наблюдать, как люди нарочно прикидываются робкими?
– Разумеется, приходилось.
– Мистер Лорри, поглядите еще раз на подсудимого. Можете ли вы с уверенностью сказать, видели ли вы его когда-нибудь раньше?
– Видел.
– Когда?
– Спустя несколько дней после той поездки я возвращался из Франции, и в Кале подсудимый сел на тот же пакетбот, что и я, и мы вместе ехали в Англию.
– В котором часу он взошел на пакетбот?
– Часов в двенадцать ночи, может быть чуть попозже.
– Стало быть, глубокой ночью. И это был один-единственный пассажир, который явился на борт в такое неурочное время?
– Да, он случайно оказался один-единственный.
– Не