Уникальная картина мира индивида и ее отображение на тексты: на примере текстов людей, совершивших ряд суицидальных попыток. Марина Новикова-Грунд

но им пришлось хуже, чем мне, и все было хорошо. Отметим попутно характерные признаки, отличающие истинное воспоминание от «псевдовоспоминания»: большое количество конкретной лексики, локализаторов (в глубине, за банками…), наличие внутренних предикатов (хотела испугаться, самое интересное оказалось…). Местоимение я появляется как в именительном, так и в косвенных падежах, причем чередование это вполне мотивировано ситуацией и положением героини: во взаимодействии с родителями это мне, меня (сильные и взрослые родители распоряжаются и управляют маленьким ребенком); в отсутствие родителей это я (героиня сама распоряжается собой, хотя и несколько предосудительно).

      Сюжет «преступление и наказание» чаще всего оказывается репрезентацией сценария «победа» в разных модификациях: легкая победа, героическая победа (я до сих пор не понимаю, как мы ухитрились все же добежать), победа несмотря ни на что (мороженого в магазине не было, мы купили по пачке масла, шли по улице и ели его, как мороженое, это было здорово»). Другой, почти столь же часто встречающийся сценарий, – это «поражение», инверсия «победы». «Поражение» также часто сочетается с «инициацией» (нам так влетело, что с тех пор я ни разу не пытался курить).

      Что касается отличий истинных воспоминаний от соответствующих псевдовоспоминаний, то всем истинным воспоминаниям было свойственно сравнительно большее количество конкретной лексики (кровать в детском саду, красный игрушечный паровоз, клетчатые штанишки на пуговицах – слова, отбрасывающие тень), наличие локализаторов (справа, на полу, один табурет был выше двух других и стоял далеко от окна), эксплицитно или имплицитно присутствующий взгляд на описанную ситуацию с позиции взрослого человека (теперь мне страшно подумать, что тогда я мог…; сейчас я думаю, что кукла была совсем небольшая…; по-видимому, я и тогда смутно догадывалась…), часто встречающиеся указания на свой небольшой рост (под кроватью было пыльно, кукла была больше меня, мы с подружкой забрались в кроватку младшего брата и начали ее раскачивать). Псевдовоспоминания, соответственно, отличались от истинных воспоминаний большей краткостью, почти полным отсутствием конкретных деталей – либо, в 4-х случаях, – наличием серьезных логических и психологических противоречий, возникающих из-за взаимного противоречия конкретных деталей, а главное – отсутствием «взрослого» взгляда на описываемые события: наоборот, использовалась специфически-детская лексика, как бы намеренно симулирующая рассказ ребенка о совсем недавнем событии (котенок больше не захотел ходить, и его отнесли к врачу, который умеет лечить зверей; Машка и Дашка (куклы, как явствует из контекста) не хотели кушать супчик из песочка, плюшевый мишка обиделся и сказал…)

      3.4. Фундаментальный запрет.

      Наиболее частой спецификой, выявлявшейся в псевдовоспоминании, был мотив фундаментальной «дозволенности», в оппозиции к «фундаментальному запрету»