В Нью-Йорке я обнаружил, что угол рта и мышца щеки по-прежнему обвисают, и согласился на следующей неделе пройти обследование у невролога.
В выходные накануне визита к врачу мы с Коринной пригласили на ужин давнего клиента с женой, с которыми за годы знакомства успели подружиться. За ужином я с энтузиазмом вспоминал недавнюю поездку, мы вчетвером увлеченно беседовали о Китае, Индии и растущей роли этих стран в мировой экономике. После ужина мы направились в Мэдисон-сквер-гарден – у нас были билеты на концерт U2. Никто из нас ни разу в жизни не слышал более громкой музыки. Прослушав первые четыре песни, Коринна поднялась со своего места. Точнее, вскочила.
– В чем дело? – прокричал я сквозь грохот.
– Наш мир вот-вот разлетится вдребезги! – во весь голос выпалила она.
Я решил, что она имеет в виду децибелы.
В коридоре, где можно было разговаривать, не напрягая слух и голос, Коринна призналась, что изо всех сил пыталась сосредоточиться на Боно, солисте группы, и на происходящем на сцене, но у нее ничего не получалось. Плохие предчувствия и тревога захлестнули ее. Ей вдруг показалось, что вскоре от нашей прежней жизни не останется и следа. Она почувствовала, что некая сила лишила ее выбора и сорвала с места. Коринна добавила, что такого с ней еще никогда не случалось.
Уже не в первый раз за нашу супружескую жизнь Коринна принимала сигналы на волнах, на которые я не был настроен.
Я заверил ее, что с нашей жизнью ничего не случится, и мы вернулись к друзьям и к Боно. Из-за постоянных стрессов я даже не осознал, как неуклюже утешал Коринну.
Впрочем, у меня все равно ничего не вышло бы.
Во вторник 24 мая, когда мы с Коринной явились на прием к неврологу в Корнеллский медицинский центр, мы оба были убеждены, что моя болезнь – скорее всего, паралич Белла, – связана со стрессами. Не то чтобы мы пытались успокоить себя – в конце концов, я работал в состоянии вечного стресса, особенно в последние месяцы и недели. Я не просто колесил по свету. У нас, по сути, даже не было дома: процесс переезда продолжался, несколько дней мы провели в манхэттенском отеле. Несложно понять, что напряжение наконец сломило меня, хотя раньше кризисы только побуждали меня к действиям.
Прием назначили ближе к вечеру, поэтому менять расписание мне не пришлось. Направляясь к кабинету врача, я невольно думал о том, как здорово было бы сию минуту очутиться на поле для гольфа, насладиться угасающим светом дня и безмятежностью. И я улыбнулся мысли, что через несколько недель вся эта роскошь будет мне доступна. Коринна, Джина и я – на Гавайях. А напряжение и стрессы, какими бы они ни были, хоть ненадолго, да отодвинутся на второй план.
У невролога мне задали несколько вопросов, затем подвергли самому обычному осмотру. Врач с молоточком проверила коленный