Осознание того что этот мир мне не нравится, вызывало во мне внутреннее сопротивление, неприятие. Работа, дом, работа, – все это просто осточертело. Этот скучный, серый мир мне определенно не нравился. Все чаще приходила мысль, что я живу как-то не так, – это не я, это не моя жизнь, все мне снится! Хотелось чего-то нового, интересного, захватывающего, а вместо этого время и серая, скучная жизнь, утекали сквозь пальцы, как песок. – Должен же быть способ изменить всё, или измениться самому! Но все мы снова и снова бежим по какому-то замкнутому кругу, определенному кем-то, или чем-то.
Только во снах, иногда, мелькал тот мир что мне нравился. Просыпаясь, я смутно помнил что-то такое, от чего щемило сердце, и улыбка не успевала покинуть лицо. Но сны чаще упорно меня игнорировали, я просто проваливался в темноту – и всё! – Вот оно моё утро: работа, дом… Засыпая, я хотел увидеть то, чего мне недоставало, чтобы приснилось что-то такое, что могло меня удивить настолько, что, проснувшись, я бы не мог понять где я, – еще там, или уже здесь…
Вприпрыжку бежать в женских штанах было неудобно. Но выбирать особо не приходится, когда позади слышен топот ног и грузный рёв ее мужа. Я несся во весь опор, занятия спортом в юности все же пригодились – эта мысль как заезженная пластинка крутилась в мозгу, не давая места другим. Поэтому я несся, не разбирая пути, по прямой. И когда я довольно далеко оторвался от преследователя – прилетел сюрприз: ее муж в юности видимо тоже занимался спортом, наверняка метанием. Кто же убегает по прямой! – Мысль эта ярко вспыхнула в затылке, после того как в него прилетел кусок чего-то, довольно твердого. Темнота перед глазами стала немного оранжевого цвета, потребовалось усилие воли чтобы не упасть и не вскрикнуть. Мозг наконец-то вытащил из своих недр идею – резко повернуть за виднеющимися впереди кустами облепихи, что я и сделал. Пробежав еще метров двадцать, я затих у какого-то бунгало. Топот пронесся мимо и удаляющийся шум подтвердил мне что идея пришла вовремя.
Этот трехдневный отдых, в который я рискнул отправиться, пытаясь улизнуть от всепоглощающей скуки и мерзкого технического директора с ее вечными пмс, пошел явно не по тому сценарию к которому я привык годами. Потирая растущую шишку на левой стороне затылка и нервно посмеиваясь, я поплелся в свой номер. В голове слышался звон, даже не звон, а какой-то писк. Затылок слева стал принимать более выпуклые формы чем было заложено природой – надо было принимать меры. Зайдя в номер, я тихо, чтобы не разбудить друзей, открыл холодильник, достал холодную бутылку пива и приложил ее к шишке – больно, но после стало разливаться блаженство. Открутив крышку у бутылки, я налил часть ее содержимого в один их двух бокалов, которые горничная по заведенному тут порядку оставила на столике, присел на край дивана, который мне выделили в зале, как единственному не семейному члену нашей дружной компании, и глотнул, после чего приложил бутылку обратно к затылку. Поморщившись от блаженства и от пузырьков пива ударивших в нос, я наконец расслабился.
Эта странная ночь стала поворотом в днях, похожих один на другой. Из-за шишки я не мог лежать на левой стороне как привык, пришлось ворочаться почти до утра – приключения и ночные скачки по кустам, выдали слишком большую порцию адреналина, с которой едва справились эти пол-литра пива. Уснул я в шестом часу…
Небольшой краулер управлялся так же как обычный гражданский транспорт, – он и был гражданским, только бронированным. Сверху, на турели, был установлен пулемет под колпаком из прозрачной брони. Емкости со снарядами забили половину багажного отсека, вторую половину занимала холодильная камера для запасов еды и бак литров на триста для питьевой воды. Электрический двигатель питался от солнечных батарей, которые раз в сутки приходилось раскладывать на крыше. Внутри можно было стоять в полный рост, справа и слева в задней части салона находились две раскладные кровати, слева, сразу за водительским местом, ступени вели к турели и удобному креслу стрелка.
Экспедиция была рассчитана на месяц. Поскольку вес машины был и так предельный, на борту был только сух паёк на три дня и запас воды. Все остальное должны были добыть сами.
Бо прикоснулся к монитору, активируя перенос. Подступила тошнота и потемнело в глазах, сознание затуманилось и стало отключаться – вот так, наверное, и умирают…
Темнота понемногу рассеялась, мы плавали в каком-то озере. Волны слабо накатывали справа на наш автомобиль, Бо был еще в отключке – он всегда хуже переносил перемещения. Мне невыносимо хотелось в туалет. Но отверстие в полу в надводном положении открыть было нельзя – просчет в конструкции, надо будет это учесть. Пришлось лезть к потолочному люку. Откинув квадратную крышку, я высунул голову. Яркое солнце, блики от волн и кристально чистый воздух вскружили мне голову, ноги стали ватными, и я прислонился боком к краю проема. – В этом воздухе явно было больше кислорода чем в том к которому мы привыкли. Писк в ушах прекратился, головокружение прошло, и я полез заново. Встав на край предпоследней ступени, я высунулся