Утром мы снова отправились на взлётку, но шансов у нас было немного, так как на календаре седьмое января (рождество) и лопасти вертолётов стояли беззвучными и недвижимыми. Но мне посчастливилось встретить коллегу, который работал лётным врачом санитарного борта и перевозил раненых из Ханкалы в Моздок. Поздно вечером он в последний момент посадил меня в салон. В Ханкале стоял настоящий пятнадцатиградусный мороз, и земля покрылась тонким слоем снега. Как потом оказалось, это был температурный рекорд за последние шестьдесят лет.
Командир части встретил меня довольно спокойно. Я написал рапорта, где объяснил, почему так долго добирался после окончания обучения в интернатуре. Смысл объяснения заключался в том, что командование ростовского госпиталя отправило меня сопровождать больного солдата-шизофреника в Архангельскую область. На обратном пути поезд Москва – Ростов-на-Дону пересекал российско-украинскую границу в г. Харьков. Там я почувствовал резкое ухудшение самочувствия и из-за болезни сошёл с поезда. Учитывая мою российскую принадлежность и отсутствие показаний для лечения в местных учреждениях, я отправился в г. Киев, где и проходил пятнадцатидневный курс лечения в районной поликлинике. В оправдание привёз украинскую справку. Справку вместе с рапортом подшили в строевой части. Этого было достаточно, чтобы не возбуждать в отношении меня уголовное дело (задержка военнослужащего на срок свыше десяти суток расценивается как самовольное оставление части и требует от командования части возбудить уголовное дело).
Наказал он меня ещё заранее, ещё до моего возвращения. Тем, что оставил без тринадцатой зарплаты (ЕДВ – единовременное денежное вознаграждение). Эта премия выплачивается в конце года и составляет приблизительно пятьдесят долларов. Ребята рассказывают, что перед праздником комбат брал с них месячную зарплату, чтобы