на пол, будто занавесу, а затем царственно ступая вперед. Она занималась с ним любовью с энтузиазмом, который не выглядел ни искусственным, ни профессиональным, и в эти короткие минуты Гилдер обретал безмятежность ума, сравниться с которой не могло ничто в его жизни. В момент его оргазма Шона произносила его имя, снова и снова, будто теряя голос от убедительно изображаемого женского удовлетворения. Гилдер, казалось, купался в этих звуках и ощущениях, катался, будто серфер, оседлавший волну на пустынном побережье.

      «Почему я не могу видеться с тобой чаще, – все время спрашивала она его после. – Тебе нравится, как я все делаю? Может, чего-то еще хочешь? Мне хочется быть твоей единственной, Гилдер».

      «Мне очень нравится, – отвечал он, поглаживая ее шелковистые волосы. – Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой».

      Он о ней вообще ничего не знал. По крайней мере реальных фактов. Однако в те недели, после того как он узнал свой диагноз, единственным утешением для его ума была абсурдная мысль о том, что он влюблен в нее. Воспоминания об этих моментах заставляли его стыдиться, да и психологический подтекст был вполне очевиден. Он не хотел умереть в одиночестве. Однако в моменты их свиданий он был абсолютно уверен в этой влюбленности. Он был безумно, безнадежно влюблен. Возможно ли, что Шона разделяет его чувства? Правду ли она говорила, что хочет, чтобы он был у нее единственным? Ведь то, что они делали и говорили друг другу, не может быть ложью. Они возносились туда, куда могут попасть лишь те, кто действительно связан друг с другом.

      Так, раз за разом, пока он не довел себя до такого состояния, что не мог думать ни о чем, кроме Шоны. Решил, что надо ей что-то подарить – знак его любви. Что-нибудь дорогое, соразмерное его чувствам. Драгоценность. Это должна быть драгоценность. Не какая-нибудь новая штучка из магазина, нет, нечто личное. Браслет его матери, с алмазами. Воодушевленный своим решением, он завернул коробочку от Тиффани в серебристую бумагу и поехал к дому Шоны. Не вторник, но это не имеет значения. То, что он чувствовал, никому не под силу планировать. Он позвонил и стал ждать. Шли минуты, и это было странно. Шона всегда очень быстро отзывалась на звонок. Он позвонил снова. На этот раз в динамике послышался шум, а затем он услышал ее голос.

      – Привет?

      – Это Хорос.

      Пауза.

      – У меня тебя нет в списке. Точно? Может, я ошиблась. Ты звонил?

      – У меня кое-что для тебя.

      Ни звука в динамике.

      – Погоди немного, – послышалось после паузы.

      Прошла еще пара минут. Гилдер услышал шаги на лестнице. Может, замок не работает. Шона решила спуститься и открыть сама. Однако на улицу вышла не Шона. Мужчина. Лет шестидесяти, лысый, крепкого сложения, с заплывшим лицом русского гангстера, в мятом костюме в полоску и распущенным галстуком. Ситуация была очевидна, но в тогдашнем возбужденном состоянии рассудок Гилдера не осознал ее. Мужчина вышел, едва глянув на Гилдера по пути.

      – Везет