Долбаный пудинг! Больше всего меня здесь достало. Пудинг на завтрак, пудинг в ланч, пудинг на ужин. Сопли хреновы.
Гилдер зачерпнул ложку пудинга и сунул отцу меж зубов. Рефлексы еще остались, старик облизнул губы и проглотил.
Погляди на меня. Думаешь, мне здорово? Слюни пускать на себя, сидя в собственном дерьме?
– Не знаю, слышал ли ты последние новости, – сказал Гилдер, засовывая отцу в рот вторую ложку пудинга. – Думаю, тебе бы стоило об этом знать.
Ну? Что еще? Говори и оставь меня в покое.
А что сказать, задумался Гилдер. Я умираю? Все умирают, просто еще не все об этом знают? И зачем нужна такая информация?
И тут он замер. Что станет с его отцом, когда больше никого не будет? Когда сбегут все – врачи, медсестры, санитары? Учитывая все то, что случилось за последнюю пару недель, Гилдер был слишком занят, чтобы задуматься о таком. Город пустеет, и скоро, через считанные недели или даже дни, все побегут отсюда со всех ног. Гилдер помнил, что случилось в Новом Орлеане после ураганов, сначала «Катрины», а потом «Ванессы», о том, как больные старики валялись в собственном дерьме, медленно умирая от голода и обезвоживания.
Сынок, ты меня слушаешь? Не сиди тут с этим тупым лицом. Что такого важного стряслось, что ты пришел?
Гилдер тряхнул головой.
– Ничего, папа. Ничего особенного.
Он выскреб ложкой остатки пудинга, скормил отцу и вытер ему губы тряпкой.
– Отдохни немного, хорошо? – сказал он. – Приеду к тебе через пару дней.
Твоя мать была шлюхой, ты знаешь. Шлюхой шлюхой шлюхой…
Гилдер вышел из палаты. Остановился в пустом коридоре, чтобы перевести дыхание. Это его собственный голос в голове, понятное дело. Но все равно иногда в нем ощущалось нечто большее, будто сознание отца, отделившееся от его тела, существовало у него в голове.
Он вернулся на пост дежурной. Медсестра, молоденькая латиноамериканка, чиркала карандашом в кроссворде.
– Моему отцу надо подгузник поменять.
Она даже взгляда не подняла.
– Им всем надо подгузники поменять.
Гилдер не стронулся с места, и ее глаза мельком посмотрели на него. Очень темные, с густой подводкой.
– Скажу кому-нибудь.
– Будьте добры.
У входной двери он остановился. Медсестра уже погрузилась обратно в кроссворд.
– Так скажите кому-нибудь. Черт побери!
– Я сказала, что прослежу.
Гилдер почувствовал, как его наполняет гнев. Ему хотелось воткнуть этот клятый карандаш ей в глотку.
– Возьмите чертову трубку, если сами не собираетесь этого делать.
С тяжким вздохом медсестра взяла трубку и набрала номер.
– Это Мона, из приемной. Гилдеру в 126-й поменять надо. Да, его сын здесь. О’кей, я ему скажу.
Она повесила трубку.
– Довольны?
Вопрос был настолько абсурден, что он даже не знал, с чего начать.
Гилдеру