– Ма-ма! – Алексей чуть не застонал.
– Да, Римма Александровна, – сказала Оля. – Покажите, пожалуйста.
Римма Александровна пошла в кабинет.
– Ну-с, мадемуазель, что будем пить? – обратился Алексей к Оле.
– На твое усмотрение.
– Смотря как будем пить, – сказал Алексей. – Если понемножку и смакуя, то «Манавис Мцване». Или «Зедаше». А если по-византийски, по-грузински, то рекомендую «Напареули». Ну, что?
– «Шато-Икем», – сказала Оля.
– Ого! Эрудитушко! Откуда знаешь?
– Читала.
– Люблю молодежь, она всегда умеет этак огорошить… Мама! У нас есть «Шато-Икем»? Нет у нас «Шато-Икему». Так что выпей «Мцване», – и налил ей.
– Ты что там кричал? – Римма Александровна вошла, держа в руках генеральский китель. – Вот, Олечка, глядите. И при этом он всегда ходил в штатском.
Она передала китель Оле, та осторожно положила его себе на руку, погладила лацканы, потрогала колодки.
– Это какого ордена ленточка?
– Ленина. А это Трудового Красного Знамени.
– Ну все, все, поглядела, – сказал Алексей, пытаясь забрать у Оли китель
– Погоди. А это?
– Это? Это не наш, – ответила Римма Александровна. – Это польский. «Крест Грюнвальда». Сергей Васильевич воевал в Польше. Наградили, естественно, потом, когда он уже стал министром.
Алексей отобрал у Оли китель, повесил его на спинку свободного стула.
– Может быть, сюда? – сказала Любовь Семеновна, показывая на стул во главе стола, перед пустой тарелкой с рюмкой водки, хлебом и свечой.
– Не надо! Слишком символично, – сказал Алексей, подняв бокал.
– Будешь тост произносить? – спросила Римма Александровна.
– Нет, нет, тосты произносит самый младший. Он же открывает дверь, режет хлеб и бегает за водкой, когда она кончается.
– Хватит!!! – закричала Римма Александровна. – Замолчишь ты или нет? Чучело!
– Молчу. Ольга. Тебя ждем.
Оля встала, взяла бокал.
– Давайте выпьем… Ой, я пролила.
– Я виноват, налил с горкой, – сказал Алексей.
– Пустяки, пустяки, Олечка, ерунда, – успокоила Римма Александровна.
– Давайте выпьем за вечную память, – сказала Оля, – за вечную память Сергея Васильевича Перегудова, выдающегося ученого, организатора науки и промышленности и прекрасного человека.
– Не чокаются, – предупредила Римма Александровна.
Алексей выпил, прожевал и спросил:
– А откуда ты знаешь, какой он человек?
– Ну, Леша! – одернула его Римма Александровна.
– Не люблю официальной скорби. – Он говорил с набитым ртом. Получилось под Брежнева; Брежнев к тому времени уже два года как умер, так что передразнивать его было совсем безопасно и даже приятно.
– Я была с Сергеем Васильевичем неплохо знакома, – сказала Оля.
– Вот как? – Римма Александровна сощурилась.
– Да,