Около сорока минут Годелот обследовал дно, а потом выбрался на набережную, пытаясь отдышаться. С одежды лилась грязная вода. Это бесполезно… Он не сможет обшарить весь канал… А хуже всего то, что в густом слое ила далеко не везде прощупывалось твердое дно.
Шотландец с омерзением выжал воду из волос. Рано падать духом. Пеппо хорошо плавает. Даже раненный, он мог бы добраться до суши. Нужно осмотреть берега. Пеппо едва ли стал бы долго плескаться в этой черно-зеленой дряни. Да, но где-то здесь оставался стрелок, убивший отца Руджеро. Как знать, какова была его главная цель?
Годелот понял, что скоро запутается в собственных предположениях, и, набросив на изгвазданную одежду плащ, зашагал вдоль канала, переходя на бег. Камень набережной порядком замшел, но шотландец надеялся, что свежие следы тины все равно будут видны. Первое побуждение окликнуть друга пришлось подавить: помимо таинственного убийцы на место драмы мог нагрянуть ночной патруль, и грязный субъект, рыщущий вдоль канала неподалеку от трупа Руджеро, непременно заинтересовал бы стражей порядка.
А следы меж тем нашлись быстро… У самого края воды футах в двустах от моста Годелот обнаружил еще один мокрый обрывок полотна и несколько смазанных следов окровавленной ладони, хорошо видных на грубо отесанных светло-серых камнях, в которые были вмурованы причальные кольца. Несколько липких темных пятен виднелись на обрывке лодочного каната. На сухих же булыжниках набережной не было ни одного отпечатка. Обладатель израненной руки так и не смог выбраться из канала…
***
В особняк Фонци Годелот вернулся около четырех часов утра. Морит, охранявший вход с переулка, при виде приятеля перекрестился и бросился ему навстречу:
– Тебя где черти носят! – рявкнул он, хватая шотландца за плечо, – Ромоло рвет и мечет, Фарро его умолял полковнику не докладывать! Господи меня помилуй! – Годелот вошел в желтоватый круг фонаря, и Морит отшатнулся, – дружище… да что за черт! Что стряслось-то? Ты как прямиком из преисподней!
– Тише, Тео, – пробормотал шотландец, – долго рассказывать. Просто впусти меня… С офицерами я сам разберусь.
Морит, все еще яростно жестикулировавший и порывавшийся что-то сказать, осекся:
– Ты погоди! – сказал он, крепче сжимая плечо Годелота, – не спеши на проборку! Командир – он, конечно, всыплет, но не нелюдь же он. Ты скажи, как следует, мол, напали, избили, еще там чего. Полютует – и к доктору отошлет!
Шотландец