Когда Бэйби читал эти тексты, он делал это отстраненно, теперь же, испытав возбуждение при виде девушки, не мог остановить свое воображение, и примерял все к себе. Его начинало трясти от осознания собственной оскверненности, тем более, что он чувствовал – его член хоть и не встал «во весь рост», но и назвать его мирно лежащим было никак нельзя.
Им повезло – очереди у лифтов еще не было, многие засиживались на работе, опасаясь начальственного гнева. Друзья быстро спустились вниз как раз к тому моменту, когда вагон пятого поезда раскрывал свои двери. Крепко схватив Бэйби за руку, Мэт со скоростью лунного пассажирского понесся вперед и успел впихнуть их обоих в вагон за секунду до того, как двери закрылись. Видя, что Бэбилон все больше впадает в какое-то странное, болезненное состояние, Мэт решил не беспокоить друга вопросами, до тех пор, по крайней мере, пока не доведет его до дома.
Как только они переступили порог квартиры Бэйби, тот сразу же кинулся в ванную.
– Мне нужен душ… Немедленно, – почти бессвязно пробормотал он, и Мэт не посмел его останавливать, хотя и боялся, что при таких симптомах, очень похожих на простуду, душ может лишь повредить. Но, поскольку это было первое осмысленное желание его друга за последние полчаса, Мэтью счел за лучшее не вмешиваться – вместо этого он принялся заказывать по персональнику доступные без рецепта лекарства.
Как только двери за Бэйби съехались, отрезав его от Мэта и от всего внешнего мира, он принялся ожесточенно стаскивать с себя одежду, имея большое желание сжечь ее – как свидетельницу его позора. Раздевшись, он включил душ – не горячий и не холодный, теплый, какой всегда любил, и залез под обволакивающие струи ароматизированной воды. Согласно программе она пахла свежим виноградом – это было привычно, и оттого приятно. Правой рукой он обхватил свой член, чувствуя, как тот напрягается и твердеет – вот это правильно, это красиво. Он начал двигать рукой, постепенно ускоряясь, наслаждаясь красотой того, что видел – гладкость, твердость, упругость. Нежная светлая кожа, сквозь которую просвечивала голубой змейкой вздувшаяся вена. Он мог видеть себя в зеркале напротив – это всегда усиливало удовольствие. Если быть до конца честным, единственным мужчиной, который его всегда привлекал, был он сам, себе он отдавался без стыда и стеснения.
Он был уже на пике, готов был взорваться, когда вдруг, перестав контролировать свои мысли, случайно вспомнил то, что так отчаянно запихивал в самый дальний угол сознания – большое бесформенное красное НЕЧТО с иллюстрации учебника женской анатомии. Он резко дернулся, его сложило пополам, и в тот же момент, когда выплеснулась сперма, его стошнило. Его трясло так, что он не мог встать. Несмотря на то, что, желудок, казалось, вывернуло наизнанку, чувство тошноты не прошло. Он знал много такого, о чем хотел бы теперь забыть,