Я почему-то очень отчетливо тогда представила эту девочку в бантах и представляю ее внешне и сейчас… Оглоушенная всей этой информацией, я уже не могла придумать, что ещё спросить.
Она снова ушла и снова, как по какому-то неведомому закону жестокости еще 40 минут никто не приходил. Наконец, после уже третьих(!) по счёту злосчастных 40-ка минут пришла другая, молодая женщина в белом халате, представилась детским педиатром. У неё на лице и в голосе читалось такое важное для меня в ту минуту сочувствие. Она произнесла дрожащим голосом уже озвученную мне ранее информацию:
– Мамочка, Вы только не волнуйтесь…, но у ребеночка похоже совсем нет глаз. Одного точно нет, по второму непонятно. Он очень отекший и нужно подождать до утра, отёк спадет и станет ясно, есть второй глаз или нет. Ребёночек жив, и даже сам дышит, мы его поместили в инкубатор.
– Как такое может быть? Я же делала во время беременности много раз УЗИ? Даже больше, чем положено…
– Ну, понимаете, глаза же состоят из воды, их и нервной системы, например, не видно на УЗИ. Да и вместо глаза на том месте образовалась киста, она заполнила всё пространство внутри века и поэтому лицо выглядит симметричным, плюс веки есть. Обычно в таких тяжелых патологиях, лицо искривлённое и по этим признакам на УЗИ становится понятно, что не всё в порядке. У вашего сына лицо абсолютно симметрично. Мы завтра сделаем ему МРТ и посмотрим, что там с мозгом.
Все эти страшные слова оглушали, но мне так не хотелось отпускать этого душевного человека, первого сочувствующего мне в минуту самого большого горя, которое я переживала прямо в этот момент своей жизни.
Поэтому единственное, что мой мозг сообразил придумать, был вопрос:
– А почему он не заплакал?
Она не ответила. Лишь отрицательно помотала опущенной головой и развела руками. После чего спешно удалилась…
Через время меня стали готовить к переходу в послеродовое отделение. Сказали:
– Вставай и пойдем.
Тоже не помню почему, но первый раз роды были проще и меня катили на кресле в палату, а тут просто сказали: «Вставай и пошли…». На подгибащихся ногах, я шла за той женщиной, что вела меня в палату, находясь всей душой и мыслями совсем не с ней. Вся моя душа и сознание были прикованы к тому маленькому пятачку этого огромного роддома, который я даже не видела никогда, где в эту же минуту находился мой новорожденный сын. В палату меня поместили с теми роженицами, которым повезло рожать с двумя врачами, а не с моей грубиянкой медсестрой.
Я попала в палату уже ночью, соседки хоть и крутились с боку на бок, но старались не разговаривать. Свет был повсюду выключен, только слабые ночники коридора и уличные фонари из окон позволяли разглядеть всё, что было в палате. Она была просторной, нас в ней лежало всего трое, хотя помещение позволяло разместить ещё как минимум столько же. Меня уложили на кровать напротив двери и почему-то вперёд ногами. Но ничего этого я тогда не замечала. Стала