– ЭТОТ ребенок мне НЕ НРАВИТСЯ…
Вся, вжавшись в кресло, я замерла. Звуки словно все разом исчезли и растворились. Спиной, я вслушивалась в каждый шорох и ждала услышать только 2 голоса: либо сына, либо этой медсестры. А в это время практикантки, как вкопанные стояли напротив меня с выпученными глазами, так и не отойдя от похоже впервые увиденных вживую родов и не понимая, что это не самое страшное впечатление, которое они ожидали получить этой ночью. Медсестра схватила ребёнка и убежала. Испуганные девочки в ту же минуту куда-то испарились.
40 МИНУТ НИКТО НЕ ПРИХОДИЛ…
РОВНО 40 БЕСКОНЕЧНО ДОЛГИХ МИНУТ…
40 МИНУТ, ПЕРЕХОДЯЩИХ ИЗ ОДНИХ СУТОК В ДРУГИЕ…
Часы висели напротив кресла и своим оглушительно громким тиканьем разрезали словно ножом, звенящую в моих ушах, оглушающую тишину. СТРАХ…. Ох, какой же всё-таки липкий и сжимающий этот всепоглощающий СТРАХ…. Весь мир остановился. Лично для меня. Я понимала, что никто в этом мире ещё не знает, что произошло что-то страшное. Даже мои близкие. Даже мой муж. Никто. Я оказалась один на один со своим СТРАХОМ и сжимающей болью в душе… И это всё казалось нестерпимо долгим и вязким. Словно вонзаемый и вынимаемый обратно жёсткий нож, который кромсал меня одновременно и в душу, и в спину, а горло сжимала невидимая петля…
Один на один
Перед тем как убежать, практикантки положили мне лёд на живот. Я осталась совсем одна, без связи, без возможности просто встать и пойти. Со своим новым пониманием, что мир чудовищно изменился. И без возможности получить хоть малейшую поддержку.
Минуты тянулись мучительно долго, хотелось вскочить и побежать, расспрашивая всех о том, что же с моим ребенком? Но никто не приходил. И только по удивительному стечению обстоятельств, Земфира, словно нон-стоп всё пела и пела где-то в коридоре такие символичные в эту минуту слова песни:
– «Пожалуйста, не умирай… Или мне придется тоже….Ты конечно сразу в рай… А я не думаю, что тоже»….
Только в эти минуты я поняла, что эта песня играла на протяжении всех моих родов, я слышала ее где-то на подсознательном уровне, но как-то сначала, словно не замечала. Я не знаю, почему одна и та же, много раз и почему именно эта песня. Толи кому-то на посту из медсестер она очень нравилась или по какой другой причине. Но она играла и играла, снова и снова.
Наконец, вернулась, грубиянка медсестра, которая принимала роды. С порога она задала мне вопрос:
–Ты в Чернобыле была?
– Нет…
–Сейчас во время беременности была?
– Нет!!! Мы с семьей были только в Сочи на 7-м месяце беременности!
– Нет, это не то. Странно… Дело в том, что это мутация…
И она, не сказав никаких подробностей, не объяснив, почему она говорила такие страшные слова сейчас, снова ушла на уже новые, бесконечно длинные 40 минут…
Я вновь взглянула