– Почему ты убегала? – спросил раввин после всех обязательных для начала протокола вопросов.
– Испугалась, – ответила женщина, но в голосе ее вовсе не чувствовалось страха.
Шаул встал и, борясь со сном, начал расхаживать по комнате. Опять женщина, которая на него не смотрела, и опять струящийся свет – лунные блики на совсем молодом лице.
– Ты была с матерью Иешуа во время его казни. Ты не убежала, как все остальные его ученики, а была под крестом до самого конца. Ты помогала снимать его с креста, обмывала тело вместе с матерью. Ты была его женой?
– Кому надо, тот видит, – ответила Мара.
Ямочка на ее подбородке дернулась. Женщина едва сдерживала слезы.
– Просвети меня, – сказал Шаул спокойно, повернувшись к допрашиваемой спиной. От его слов качнулось пламя светильника на стене.
– Это… – Мара запнулась, подбирая греческие слова. – Ради нас…
– Избавь меня от своего христианского бреда, – прервал ее дознаватель и вернулся в свое кресло за столом. – Куда вы дели тело Иешуа?
Мара загадочно улыбнулась, чуть покачала головой, обводя взглядом пространство над Шаулом, и произнесла с твердой уверенностью:
– Он здесь!
– Как призрак? Там, где начинается лунный свет? – Шаул встал перед ней, присел на край стола и скрестил руки на груди. В его словах слышался плохо скрываемый сарказм.
Мара посмотрела на раввина в римской одежде с жалостью. Так смотрят на красивую овцу, приведенную в Храм для жертвоприношения.
– Открой сердце и увидишь, – предложила она Шаулу.
– Я вижу обман!
– Эти слова близки к твоим устам, но далеки от твоего сердца. Чтобы увидеть Иешуа, надо смотреть на него глазами его апостолов. Не глазами воина Пилата, не глазами предателя Иуды и не глазами убийцы Ирода, а глазами его учеников.
– Я могу сделать с тобой все, что захочу, даже казнить, – Шаул указал головой на римских стражников за окном, невидимых, но, несомненно, стоящих там в карауле.
– Разве это важно? – Мара опять загадочно улыбнулась, подставив лицо лунному свету.
– А-а-а, – протянул Шаул. – Мученица…
– Нет, – женщина слегка покачала головой. Движение оказалось обреченным. – Свидетель[4].
– Тогда стань из преступницы свидетельницей. Назови остальных, и я освобожу тебя, – предложил дознаватель.
– Я уже свободна, – ответила Мара, и слезы покатились по ее щекам.
Шаул посмотрел на присутствовавшего при допросе Луция. Тот взглядом высказал недоумение: «Что делать-то?»
Раввин взял трехногий треугольный табурет, поставил его напротив Мары и сел ровно напротив нее. Та даже не повернула к нему лица. Она беззвучно плакала, глядя в окно и чуть раскачиваясь взад-вперед.
– Ты кричала на дороге «Иешуа жив!». Радостно, как мне сказали. Почему? Ты видела его?
– Я слышала его.
– Но