– Лучше кинжал. Обойдемся по возможности без огнестрельного оружия.
– Ну, кинжал так кинжал.
– Идемте! – повторили разом пять или шесть голосов.
Морис был сын революции, одаренный железной силой воли, ни во что не верующей душой, каких много было в то время. Но при слове «идемте», произнесенном за дверью, единственным барьером, отделявшим его от смерти, он вспомнил о том крестном знамении, которому научила мать, заставляя его на коленях лепетать молитвы, когда он еще был ребенком.
Шаги раздавались все слышнее и вдруг стихли. В замочной скважине заскрипел ключ, и дверь медленно открылась. В течение этой минуты Морис подумал: «Если я потеряю время на нанесение ударов, то буду убит, но, бросившись на убийц, я их поражу внезапностью, проскользну между ними, выберусь в сад, потом в переулок и тогда, может быть, спасусь».
В то же мгновение он с быстротой льва и с диким ревом, в котором слышалось больше угрозы, нежели страха, опрокинул первых двух мужчин, убежденных, что найдут свою жертву со скрученными руками и с завязанными глазами, и не ожидавших встретить подобное нападение.
Он растолкал всех и в минуту отбежал футов на полсотни. Он увидел в конце коридора открытую дверь в сад, бросился в нее, перескочил десять ступеней и, внимательно осмотревшись, побежал к калитке.
Калитка оказалась запертой двумя замками. Морис дернул запоры, хотел отворить замок, но не было ключа.
Между тем преследователи добрались до площадки лестницы и увидели свою жертву.
– Вот он! – вскрикнули они. – Стреляйте по нему, Диксмер, стреляйте!
Морис издал вопль. Сад был заперт. Он измерил глазом высоту стены; она подымалась на десять футов.
Убийцы бросились вдогонку.
Между ними и Морисом было около тридцати шагов; он оглядывался вокруг, как утопающий, жаждущий ухватиться за любую соломинку.
Павильон, штора, а за нею свет бросились ему в глаза.
Одним скачком он прыгнул к окну, ухватился за штору, сорвал ее, разбил окно, пролез в него и упал в освещенную комнату, где около камина сидела женщина и читала книгу.
Испуганная, она вскочила, вскрикнула и стала звать на помощь.
– Посторонись, Женевьева, посторонись! – закричал голос Диксмера. – Дай мне убить его!
И Морис увидел направленное на него дуло карабина.
Но женщина, взглянув на Мориса, вдруг пронзительно вскрикнула и вместо того, чтобы посторониться, как приказывал ей муж, бросилась между ним и дулом ружья.
Это движение сосредоточило внимание Мориса на великодушном создании, первым движением которого было его защитить.
Он в свою очередь вскрикнул.
Эта женщина была незнакомкой, которую он так искал.
– Это вы!.. Вы!.. – вскричал он.
– Тише! – сказала она.
Потом, обратившись к убийцам, которые с разным оружием приблизились к окну, она вскричала:
– О,