Велосипеды стали производить массово по обе стороны Атлантики, а в колониях их приняли как признак прогресса. Езда на велосипеде перестала быть занятием только для представителей элиты, и велосипед превратился просто в транспортное средство. Весь XX век велосипед выполнял библейскую заповедь «плодитесь и размножайтесь» – по крайней мере, теоретически. Но делал он это с минимальным участием дарвинизма, потому что ромбовидная рама к тому времени едва-едва начала применяться. Ее стали делать из большего или меньшего количества разных – прямых или изогнутых – металлических трубок. Дизайн велосипеда также различен, в зависимости от его назначения. Однако в основе конструкции, по сути, лежит все тот же треугольник, который выстраивается вокруг седла, педалей и ручек, чтобы поддерживать все те же три точки контакта: ягодицы, ноги и руки. В общем, во всех вариантах велосипед по-прежнему учитывает профиль человека, взятый за основу еще Леонардо да Винчи.
Можно сказать, что он обращался с велосипедом, как с младенцем. Неизменно следил за тем, чтобы ни переднее, ни заднее колесо не вихляло. Часто делал для меня какую-нибудь работу бесплатно, потому что, как он выразился, ему никогда еще не встречался человек, так влюбленный в свой велосипед, как я.
Могут ли некоторые предметы, например велосипеды, быть живыми? В частности, машины без двигателя, которые помогают человеку в его работе, такие как ручные механические газонокосилки или ножные швейные машинки?
Как и музыкальные инструменты, велосипед не обладает видимой для нас энергией, – только той, которая проходит через их механизм, исходя из наших ног или рук (нажим), или при движении под уклон. Он упрощает такие физические законы, как гравитация, баланс, инерция, центробежная сила. Он умножает силы, обрабатывает информацию, объединяет разные силы и адаптируется к разным ситуациям. Велосипеды нас несут и выносят – терпят наш избыточный вес, наши привычки, наши пороки, наши прихоти. Они нас ведут. Они нас понимают…
И на тонких планах они тоже чем-то обладают, чем-то этаким, неким абстрактным свойством, которое в человеческом языке никогда не имело подходящего названия. Я имею в виду то, что находится вне нас.
Стремиться определить, чем порожден их дух – сутью или функцией, – это то же самое, что притвориться, будто наблюдатель может быть независим от того,