Ярамса смешно подергала мордочкой с пучком черных усов, еще раз оглянулась по сторонам в поисках того, кто мог бы оценить ее блестящий мех и великолепные пушистые штанишки на задних кривых коротких лапках, но в клетке никого кроме нее не было. Она тихонько пискнула, призывая самца, но ответа не последовало. Ярамса долго сидела, навострив розовые круглые ушки, в надежде, что кто-то откликнется на ее зов, ведь она созрела завести потомство. Коротко вздохнув, самка прошествовала в угол, зарылась в сено и уснула.
Карисмус отыскал на полке средство от паразитов, нанес его в кожу и собрался было подняться наверх, но внезапно передумал. Открыв потайную дверь, он вошел в небольшое помещение. Привычно щелкнул пальцами, создавая пульсар, и тот взмыл под потолок, наполнив помещение холодным светом. Карисмус опустился на грубо сколоченный табурет, стоявший перед каталкой, на которой покоился большой продолговатый ящик. Отсвет магического огня пробежал по крышке. Старик ссутулился, упер локти в колени, переплел пальцы и, уткнувшись в них подбородком, устало закрыл глаза.
– Прости, что давно не заходил, не навещал тебя, – прошептал он и открыл ящик. Проплыв по воздуху, крышка с тихим бряцанием встала на ребро у стены.
– Ты ничуть не изменился, Рансур, только волосы отросли и ногти. Мы это поправим. Никак не могу понять – идет тебя борода или нет. Пожалуй, без нее будет лучше. Сколько же я у тебя не был? Прости старика. То месяцами не появляюсь, а то вдруг прихожу среди ночи. Не спится мне.
Карисмус тяжело поднялся с табурета, подошел к столу у стены, заваленному свитками, и отыскал ножницы.
– Ты уж не обессудь, цирюльник из меня плохой, – вздохнул он и принялся отрезать космы Рансура. Молодой человек не подавал признаков жизни, но трупное разложение так и не коснулось его. Тело вот уже сорок семь лет не менялось.
Карисмус пригладил встопорщившиеся вихры друга, собрав отрезанные пряди, сжал их в кулаке. Когда-то и его волосы были такими же черными, как южная ночь. Они с Рансуром удивительно походили друг на друга, точно братья, только у Карисмуса глаза были цвета густого травяного отвара, как у многих в западном Рипене, друг же был родом из восточного. Это теперь к семидесяти годам глаза мага стали блеклыми, словно выцвели.
Карисмус вгляделся в лицо молодого человека, веки которого были плотно сомкнуты. Неужели он забыл, какого цвета глаза у Рансура? Маг удержался от попытки приподнять веко, тем более что сделать это все равно бы не удалось. Рансур казался выточенным из мрамора и был точно также бледен и холоден. «Нет, не забыл – серые, – встрепенулся Карисмус, – серые у тебя глаза, дружище».
Он