Он погрузил пальцы в бороду и вновь поскреб подбородок. «Неужели снова эти твари?» – пришла неприятная мысль. Карисмус обожал свое ремесло, не любил он только побочные эффекты от применения магии. Виной такого несовершенства был неоконченный курс обучения в академии, но это дело прошлое, тут уже ничего не изменишь. А может, ко всему прочему, не хватало Карисмусу природных талантов. Салитэ, как водится, списывала все на проклятие: дескать, люди недобро смотрят из-за того, что приютил ее в своем доме, потому и не идут дела, как хотелось бы.
К косым взглядам маг давно привык. Чего еще ждать от темных людишек. До просвещенного Харанда, казалось бы рукой подать, но стоит лишь чуток удалиться от его границ, и куда что девалось. В каждом княжестве Рипена знатные люди не брезгуют приобретать «жидкие заклинания» и пользоваться ими, но обставляется это как привилегия. Вельможи выписывают из Харанда дипломированных магов и состязаются, у кого какие диковинки те сотворили, но чаще нанимают их для защиты от покушений. Конечно же магию вовсю применяли в строительстве, но любая ворожба облагалась податями и требовала кипы разрешений, как занятие, по местным представлениям, крайне опасное и предосудительное.
В Харанде иначе: приколдовывать по мелочи может каждый. Ребенка, у которого обнаружится магический дар, там непременно станут обучать. В Рипене же он, скорее всего, получит от родителей тумаков, дабы одумался и не делал плохого. Невдомек простому люду, что магия – это наука, и она должна служить для общего блага. Именно такие мысли прививали ученикам академий, в числе которых был когда-то и Карисмус.
Маг быстрым шагом направился к зеркалу, на ходу бормоча заклинание. Образовавшееся в воздухе матовое облачко задрожало, сплюснулось в двояковыпуклую линзу и обрело прозрачность. Карисмус подвесил перед зеркалом пульсар, чтобы разогнать тьму, и принялся копаться в бороде. При сильном увеличении стали видны обосновавшиеся в ней полчища мелких паразитов. Какая ветвь заклинания грешила этим побочным эффектом, маг пока не выяснил.
«Еще одна задержка на пути к успеху», – поморщился Карисмус. Верил ли он в успех? А имеет ли смысл биться над чем-то, не имея хотя бы надежды? Но она – последнее, что остается, фиговый листок, прикрывающий срамное место, иллюзия защищенности. Лучше иметь веру, в богов ли, в успех – не важно. Надежда – это истончившаяся вера, усохшая до полупрозрачного листка, до полусгнившей ветоши, до полу, полу… лишь половина, а при трезвом взгляде на вещи и того не будет. Быть может, поэтому иногда так хочется приложиться к бутылке, а потом повторить еще и еще…
Карисмус не верил в успех, уже не верил, но все равно упорно продвигался к поставленной цели. Главным для него стал ПУТЬ, мытарства, которые оборвутся однажды вместе