• Не всё стриги, что растёт.
• Что имеем – не храним; потерявши – плачем.
• Никто не обнимет необъятного.
• Зри в корень!
• Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть фонтану.
Друг Гёте и Шуберта
Наверно, нет в нашей стране человека, который не знал бы хрестоматийных строк:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Эти стихи нам оставил в наследство Фёдор Иванович Тютчев (1803–1873) – пожалуй, один из десяти самых известных в России поэтов.
Но мало кто знает, что в своё время Тютчев был не менее известным дипломатом. В 1822–1837 годах он – секретарь русской дипмиссии в Мюнхене, в 1837–1839 годах – поверенный в делах при дворе Сардинского королевства в Турине. Почти двадцать лет Фёдор Иванович прожил за границей, свободно говорил на французском – причём даже чаще, чем на родном языке. И внешне, по воспоминаниям современников, выглядел иностранцем. Но в нашем сознании это один из самых русских поэтов!
Впрочем, Фёдор Иванович был не только поэтом и дипломатом, но и одним из самых выдающихся мыслителей своего времени. Современный его биограф Вадим Кожинов говорит, что Тютчев «стремился прямо и непосредственно воплотить эстетически положительные качества русского бытия и в конечном счёте сотворить национальный образ прекрасного». И всё же устремления русского дворянина, поэта и дипломата лежали в области национального в контексте европейского.
Как у большинства значительных людей прошлого, в происхождении Тютчева есть свои тайны. Предки поэта всегда играли не последние роли в государственной жизни со времён героя Куликовской битвы Захария Тютыпова. Дед Фёдора, Николай Андреевич, был человеком неистовым. Выйдя в отставку после смерти Петра I, он со своими холопами рядился в разбойников и грабил проезжавших мимо его имения купцов – впрочем, без смертоубийства, исключительно от душевного томления. В молодости батюшка поэта был влюблён в знаменитую Салтычиху – изуверку Дарью Салтыкову, но даже он – при всём буйстве и жестокости характера – не смог смириться с её кровопийством. Фурия мстила ему за измену, да так, что он едва спасся. После того как Салтычиху заточили в монастырь, Николай Андреевич купил её подмосковное имение – надо думать, не без злорадства. Вот такие предки маячат за спиной утончённого поэта – поклонника Гёльдерлина и Новалиса, знакомого братьев Шлегель, Гёте и Шуберта.
Читатели, безусловно,