– Значит, три.
– И ночи, – добавил я, усмехнувшись.
– Ты что-то путаешь, пуделек. Ночи – это у Джеймса Бонда.
– Умница, – подумал я, но вслух ничего не сказал. Все-таки она была классная журналистка. Откуда в такие годы такая уверенность и точность? Не иначе – талант.
Так – в дружеском молчании мы подъехали к большому бревенчатому дому, стоявшем на высоком цоколе, сложенном из обломков гранита. Справа от него был устроен навес, под которым стоял чистый «зализанный» «Уаз-патриот», замызганная угловатая «Нива» с прицепом и накрытый чехлом квадроцикл. На одной из балок под крышей я заметил пустое в это время года гнездо ласточек. Под этим гнездом я и оставил LC – такой же грязный, как чужая Нива.
Метрах в двухстах слева был еще один домик, небольшой и ладный, за которым вытянулись два ряда длинных, поблескивающих на солнце теплиц.
От парковки к дому вела дорожка.
– Что это за растения? – спросила Алена, указывая на пожухлые стебли, аккуратными островками покрывающие угол между дорожкой, навесом для машин и домом.
– Пионы, – ответил я.
– Пионы! – удивленно воскликнула Алена.
– А ты что ожидала? Капусту?
– Ну, не знаю. Но не пионы.
Мы поднялись по ступенькам на крыльцо. Дверь была закрыта на деревянный вороток, и в нее возле ручки видавшим виды ножом с деревянной рукояткой был приколот лист бумаги. Алена оторвала его и прочитала:
– Поешьте, отдыхайте. Буду на закате. А.
– Какое оригинальное гостеприимство! – Алена посмотрела на меня, потом повернула голову чуть больше и испуганно схватила меня за руку. Я тоже обернулся.
Две серо-черные овчарки стояли у крыльца и, свесив языки, смотрели умными глазами на нас. Их опущенные хвосты чуть-чуть шевелились.
– Нас приглашают довольно настойчиво, – сказал я и открыл дверь, поскольку ничего больше не оставалось.
До заката оставалось часа четыре.
Мы вошли на веранду. На веранде, она же что-то вроде прихожей – узкой, но шириной во весь фасад дома, с окнами в наружной стене, пахло деревом и собаками. Стены не были ничем обшиты, и из сочленений бревен кое-где торчал изоляционный материал. На глухих правых и левых торцах на вбитых в бревна гвоздях висели косы, подковы, какая-то прочая металлическая утварь, даже ржавое зубчатое колесо диаметром со среднюю сковородку. Весь этот бывалый металл носил следы чистки и в целом составлял забавную коллекцию. Там был даже краник от самовара и необычной формы ножницы. Вдоль всей внутренней стены было устроено из досок нечто вроде невысокого длинного ящика, на котором можно было и сидеть. Я это понял потому, что крышка была не цельной, и в одном месте из под нее торчал желтый полиэтиленовый пакет, точнее, его мятый край. На крючках напротив входа, рядом с дверью в дом, висели курки, плащи, а под ними на черных резиновых ковриках стояла пара сапог.
Я совершил быстрый проход по всей ширине веранды, сфотографировав