Монах, выслушав его, неожиданно улыбнулся, просветлев лицом и, легко поднявшись на ноги, перекрестился на купола Храма Святых Апостолов.
– Одиннадцать, говоришь? Значит есть еще одно место, спаси Христос!.. – непонятно заметил он, не глядя на молодого человека, в недоумении пытавшегося разгадать смысл его слов.
Снизу вдруг раздался дикий восторженный рев: толпа атакующих, преодолев сопротивление ополчения, ворвалась в ближайший к храму жилой квартал и принялась за грабежи. Был слышен лязг оружия, удары, треск выламываемых дверей и окон, женские крики и ржание лошадей. Старик вздрогнул и повернулся к подмастерью, неловко переминавшемуся с ноги на ногу. Бросив взгляд на книги, лежавшие на земле, и на юношу, старик медлил недолго.
– Победить, говоришь? Нет, сынок… Не победить, а уйти хотят праведно, вслед за апостолами, – проникновенно и торжественно произнес он, бережно поднимая с земли сверток с книгами. – Но вот что: тебе теперь мешкать и в самом деле нечего. Ты иди, отрок! Рано тебе это еще понимать, а видеть воочию и вовсе без надобности… Возвращайся домой, на Русь. Мое же место здесь, с братией. Спеши!
Юноша потерял дар речи. Но, видимо, хорошо зная старшего товарища, он понял, что тот не шутит и мнения своего не изменит. Растерянный и испуганный, русич стоял перед старым греком, не в силах двинуться с места. Крупные слезы ручьем покатились по его лицу. Утирая их рукавом рубахи, он судорожно всхлипывал, дрожа всем телом. Старик положил руку на худое вздрагивающее плечо и, смягчившись, произнес:
– Ну, Ваня, будет рыдать-то!.. Господь не оставит! Возьми с собой торбу с книгами. Что мог… Все остальное огонь забрал… В любой монастырь принесешь – к настоятелю сразу неси, тебя за них ласково примут, наградят. Накинь ту старую хламиду, в келье лежит, она рваная, никто не польстится. Иди к воротам, что в гавани. Там венецианцы выпускают. Пока выпускают… Один через ворота не ходи, дождись, как братия победней из других монастырей пойдет, – с ними шагай. Да хромай явственней, пусть решат, что калека. Кому в рабы калека надобен… Одежду и лицо сажей затри. Да глаз не поднимай, бить будут, обшаривать – терпи. Помни: спаси книги! Все. Храни тебя Господь! А я помолюсь за тебя. И не бойся ничего! Прощай! Спаси Христос! Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь! – и старик, благословляя на дальнюю дорогу, трижды перекрестил подмастерье.
– Прощайте, отче, – всхлипнул юноша, поцеловал старику руку, и, наскоро зайдя в келью за вещами, понуро побрел, то и дело спотыкаясь под тяжестью ноши, вниз с холма, в сторону городской стены, противоположную той, откуда еще доносился шум боя, крики жителей и треск пожара.
Старик проводил его взглядом, еще раз трижды сотворил крестное знамение вслед ушедшему, вошел в келью,