– Да стой ты! – зло прикрикнула на коня Маха и добавила пару красных словец, которых она имела огромное множество в своём словарном запасе, поражая наивного Лёшку богатством русского языка. – Это я от своего услышала, – видя удивление, написанное на лице Алексея, Маша продолжила, – вот только я уже рассталась с ним… ну, после того, как он меня так стал называть. Короче, прошла любовь. И вот теперь я опять свободна.
Машка подмигнула Алексею одним глазом, на котором от дождя потекла тушь, и улыбнулась своими неровными зубами. Вообще, это был фирменный стиль толстой Махи заигрывать со всеми, хотя Лёшку, за его юный возраст и наивность во всём, она вообще как мужской вид не воспринимала. Но это не мешало ей постоянно подкалывать его безобидными шутками и пошлыми намёками.
Лёша улыбнулся в ответ. Затянул наконец подпруги и лихо запрыгнул в седло. Маша сразу отпустила повод, и Тоха, почувствовав свободу, чуть привстал, оторвав передние ноги от грунта, тем самым показывая, как он хочет ринуться в бой.
***
Боевое поле, на которое Алексей выехал на Бадминтоне, сейчас представляло из себя мокрую траву с глубокими лужами воды. На нём стояли барьеры, через которые он должен был перепрыгивать, не сбив ни одного, и в минимальное время, меньшее, чем у остальных всадников, и тогда он победит.
Лёша тронул бока коня, который и так приплясывал под ним, чувствуя азарт. Бадминтон хоть и был тоже списан из спорта, но был ещё полон сил и энергии, несмотря на его травму, которая тоже давала о себе знать. Его нога, повреждённая в одном из соревнований, часто болела, и поэтому конь хромал. Тогда его снимали с работы, лечили и шагали в руках. Но Бадминтон этого не любил, он любил прыгать, и сейчас, видя перед собой боевое поле с расставленными на нём препятствиями, он нервно втягивал ноздрями воздух и приплясывал под всадником. И если бы не сдерживающие прущую из него энергию поводья в руках Лёхи, он бы уже рванул вперёд. А так он нервно жевал железку трензеля во рту, от чего вокруг его рта уже образовалась белая пена, и энергично переступал ногами в ожидании того, когда же его всадник даст ему вволю разгуляться.
Прозвучал звук колокола, и Бадминтон ощутил, как сжали его бока ноги всадника, а повод, сдерживающий его порыв вперёд… ослаб. И он рванул. Он только чувствовал, как поворачивает его голову за поводья Лёшина рука, направляя к следующему барьеру, и он нёсся на него, а потом ощущал нажатие шпоры в свои бока, взмывал вверх, отрываясь от земли. Вот это была свобода, вот это было то, что он любил. Всадник не тормозил его, лишь придерживал на поворотах, а потом опять давал ему волю, и Бадминтон это ценил в смелом Лёшке. Он любил вот таких всадников, которые не боятся, не цепляются за повод, не трясутся от страха. Он чувствовал, что тот, кто управлял им, так же как и он кайфует от скорости и полёта над этим миром…
После очередного приземления, нога Бадминтона чуть проскользнула