Тута и отец ожесточенно спорили. Отец ругал сына, потом, видимо, пустил в ход кулаки. Звук удара заглушил крик Туты. Мальчишке явно было больно. Я гневно стиснул зубы.
Что теперь делать? Отцу Туты требовалось лечь и заняться раненым бедром. А в остальном его грабеж удался. Он обворовал двоих и беспрепятственно добрался до дома. (Во всяком случае, он так думал.)
Эх, если бы я сумел забрать у него деньги.
Я ползком пробрался к задней части жилища Туты. Хорошо, что их дом стоял последним на улице, а значит, вероятность того, что кто-то из соседей поднимет тревогу, была невелика. Судя по звукам, долетавшим изнутри, Тута укладывал отца в постель, а тот ворчал, требуя пива для утоления боли и меда, чтобы смазать рану.
«Отлично, – подумал я. – Напейся до отключки».
Я перебрался в самую темную часть двора, полную бесхозных кирпичей из необожженной глины. Там я сел и стал ждать, пока не настанет время войти в дом.
Долго ли я ждал? Я не пытался определять время по звездам, хотя когда-то меня этому учили. В доме стало тихо. Тогда я снова вернулся к двери и достал из-за пояса нож. Слабое утешение, но уж лучше такое оружие, чем ничего. Дрожащими руками я отодвинул дверную занавеску и прошел внутрь.
15
Передняя комната дома была почти пустой. Никаких табуреток, подушек и ковров, привычных для меня в сиванских домах. Видно, отца Туты не заботили жизненные удобства. Единственной мебелью был стол, где валялась опрокинутая глиняная фляжка. Рядом с ней я увидел ржавый короткий меч. Помаргивающая свеча, стоявшая там же, выхватывала из темноты два мешочка с деньгами.
В этой же комнате был и Тута. Он сидел на полу у дальней стены, в сумраке. При моем появлении мальчишка вскочил на ноги и удивленно вскрикнул, не сразу узнав меня.
Я вздрогнул, решив, что Тута заорет во все горло и разбудит отца. После случившегося я уже не знал, можно ли хоть в чем-то верить этому мальцу. Однако больше он не кричал. Мы оба замерли, глядя друг на друга и стараясь понять, не разбудил ли этот сдавленный крик его отца. Лицо Туты украсилось новыми ссадинами. Темные борозды говорили об обильных слезах. Самоуверенный мальчишка, каким он мне встретился днем, исчез. Его место занял избитый и испуганный малыш.
В задней комнате было тихо. Я подошел к столу, взял мешочки с деньгами и засунул к себе в сумку. Быть может, у гонца есть родные. Тогда я передам деньги им. Пойду на ту улицу, где он сидел с друзьями, расспрошу их.
Но вначале нужно покинуть этот дом.
Тута лишь молча смотрел, как я забираю деньги. Нижняя губа мальчишки тряслась, а на лице было написано все, о чем он думал. О новом избиении, которое устроит ему проснувшийся отец. О том, где еще на его теле появятся ссадины и синяки.
– Собирайся. Ты пойдешь со мной, – прошептал я.
Тута покачал головой и вновь вжался в дальнюю стену.
– Ты хочешь остаться здесь и снова испробовать отцовских кулаков? – удивился я. – Да он тебя попросту убьет, когда узнает, что я забрал деньги.
– Так