Лепестки на ветру. Вирджиния Эндрюс

с тех пор как я пешком под стол ходила. Игра солнечного света в лепестках розы, или лист дерева на просвет со всеми его жилочками, или радужные пятна бензина в дождь на дороге – все это казалось мне прекрасным. И когда звучала музыка, особенно моя любимая, балетная музыка, она заменяла мне все, даже солнце, цветы и свежий ветер. Я уносилась душой в волшебные мраморные дворцы или в леса, где была дикой и свободной. Этим я жила на чердаке, и со мной всегда танцевал темноволосый человек. Мы не могли коснуться друг друга, как ни старались. Я не видела его лица, как ни пыталась. Однажды я назвала его по имени, но, когда очнулась, имени вспомнить не могла. Я думаю, что на самом деле я люблю его, кем бы он ни был. И всегда, когда я вижу темноволосого человека, который изящно движется, мне кажется, что это он.

      Он кашлянул и погрузил длинные пальцы в мои распущенные волосы.

      – Боже, какая ты романтическая натура.

      – Ты смеешься надо мной. Ты думаешь, что я еще ребенок? Ты думаешь, что если ты меня поцелуешь, то это тебя не взволнует?

      Он усмехнулся, принял вызов и медленно, очень медленно наклонил голову, и его губы встретились с моими. О! Каким он был, мой первый в жизни поцелуй с чужим! Словно электрические разряды пронзили наше объятие, и все нервные окончания, о существовании которых «ребенок» моего возраста не должен бы и подозревать, затрепетали во мне. Испугавшись самой себя, я резко отпрянула. Как я развратна, нечиста; я – дьяволово отродье!

      Крис был бы потрясен!

      – Чем мы здесь, к дьяволу, занимаемся? – рявкнул Пол, стряхивая мои чары. – Что за чертенок сидит в тебе, отчего я тебя трогаю и целую? Ты очень красива, Кэтрин, но ты еще ребенок. – Он подумал, что понял мотивы, двигавшие мною, и помрачнел. – И заруби на своем хорошеньком носике: ты ничего не должна мне, ни-че-го! Все, что я сделал для тебя, для твоего брата и сестры, я сделал по своей воле, с радостью, не ожидая никакой платы, ни в какой форме! Понятно?

      – Но… но… – забормотала я. – Я ненавижу, когда ночью льет дождь и воет ветер. И только здесь, с тобой, у огня, я перестала чувствовать себя брошенной и беззащитной.

      – Ты чувствуешь себя в безопасности, когда ты со мной? – усмехнулся он. – Ты чувствуешь себя в безопасности, сидя у меня на коленях, когда мы вот так целуемся? Из чего же я, по-твоему, сделан?

      – Как и все остальные мужчины, только ты лучше.

      – Кэтрин, – сказал Пол уже мягче и добрее. – Я совершил столько ошибок в своей жизни, и вы трое даете мне возможность исправить их. И если я посмею еще хоть раз прикоснуться к тебе, немедленно зови на помощь! А если никто не прибежит, то бросайся в другую комнату или хватай что-нибудь потяжелее и немедленно швыряй мне в голову!

      – О, – прошептала я. – А я думала, ты меня любишь!

      По моим щекам покатились слезы. Я чувствовала себя как обманутый ребенок. Как глупо было думать, что любовь стучится в мою дверь!

      Пол осторожно поставил меня на ноги, но, держа за талию, продолжал смотреть мне в лицо.

      – Боже мой, как ты прекрасна и желанна, – со вздохом сожаления сказал он. – Не искушай