Прозой. О поэзии и о поэтах. Наталья Горбаневская

было страшно. И ведь он Марину потом простил, а Диму он никогда не простил. Когда была редколлегия «Континента» в Милане, Иосиф отказался приехать, потому что там Наврозов. Я позвонила, и тогда он сказал: «Я не хочу видеть Диму». Я думаю, что, наверное, вообще предательство друзей – это самое страшное. Там вообще непонятно, кто у кого оттянул… сложная душа Марины. И, может быть, уже тогда у Димы начиналось то, что мы сейчас видим в его писаниях (мне горько об этом говорить: Дима – мой крестный сын), – творческая зависть к Бродскому, и он сделал такую рокировку с другого края. Но он был, конечно, безумно влюблен в Марину. Он же Марине, уже беременной от Бродского, предлагал от него уйти к нему, к Диме. Бывают же такие женщины, как Марина, которую совершенно смертельно любили и Бродский, и Бобышев. У Иосифа сколько же лет это тянулось через все его романы. Никакие его романы от этой любви не исцеляли. И когда он в стихах ее полил, это значит, что ее предательство ему в этот момент стало неважно.

      – Да, многие осуждают его за это стихотворение.

      – Я тоже позвонила ему, а он говорит: «Ты не понимаешь, так надо». Для него вот это был момент исцеления. Он исцелился от любви и от памяти о ее предательстве одновременно. Он зачеркнул это. А у нас остались его стихи, поэтому мы этого не зачеркнем. И, может быть, хорошо, что он написал это стихотворение: мы видим, чем Бродский от этого исцелился. Ничем другим он исцелиться не мог. Значит, так надо. Значит, он мне правильно сказал: «Ты не понимаешь, так надо». Я действительно не понимаю, но я ему верю, что ему в его случае – так и никак иначе.

      – Самого Бродского тоже продолжают обвинять в предательстве: отказался приехать в родной город и получить звание почетного гражданина Санкт-Петербурга, не вернулся в Россию и вплоть до истеричных выкриков: «Нет, не любил он, не любил, не любил он родину». Стоит ли защищать его от пошлости неправды? Или лучше нам вспомнить слова самого поэта: «И защищать тебя / от вымысла – как защищать деревья / от листьев с ихним комплексом бессвязно, / но внятно ропщущего большинства»?

      – Во-первых, мы знаем, какие круги это делают, стоит ли на них обращать внимание. Во-вторых, каждый человек имеет право «ехать – не ехать».

      – Но ведь вас, русскую, никто не обвиняет в нелюбви к родине, потому что вы не возвращаетесь в Россию. Вам не кажется, что тут есть элемент антисемитизма?

      – Если они попробуют сказать, что я русская, я тут же скажу, что простите, но мой отец был еврей, хоть я, правда, и чувствую себя совсем русской, несмотря на то, что во мне 50 процентов еврейской крови.

      – И в России, и в Америке, и в Европе Бродский чувствовал себя одновременно иностранцем и как дома. Где нам искать объяснение этому странному феномену: в характере, в еврейских генах, в таланте?

      – Просто у него было свое одиночество везде. Я не думаю, что он чувствовал себя вытесненным. Я в нем не видела никогда никакой ущербности. Иосиф с ранних лет по экспедициям скитался. Он как бы от природы скиталец. Но бывало по временам,