Каждое утро я сидел под дверями палаты и слышал рыдающие вопли Тессы, когда ей делали перевязки. Ее душераздирающие вопли «Нет, пожалуйста, не надо! Остановитесь! Хватит! Я не хочу! Лучше убейте!» до сих преследуют меня кошмарах, от которых проступают слезы на глазах. Ее больше не могли держать в коме, это было опасно для мозга, а обезболивающее на базе всегда в дефиците. Она прошла через страшные муки, и не было никого, кто мог бы утешить ее, кроме меня. Но, к сожалению, оказалось, что я тоже больше не мог ей помочь. После процедуры я выжидал еще полчаса, чтобы она пришла в себя, а потом заходил. Но прежняя Тесса исчезла.
Она могла стерпеть адскую боль, могла стерпеть свои уродства, но она не могла смириться с потерей брата.
Томас погиб во время атаки. И с тех пор изменилось все.
Тессу выписали через полгода, но это уже была не моя Тесса. Она закрылась в своем горе, отстранилась от людей, от меня и надолго замолчала. Мне казалось, я навсегда потерял ее. Но потом она пришла в наш блок и записалась в новобранцы. Каково же было мое удивление увидеть ее в солдатской униформе в соседней шеренге!
На Желяве редко бывали такие резкие перемены в выбранной стезе. Обычно, когда подросток заканчивал общую подготовку: научную, инженерную, аграрную или военную – он поступал на работу в соответствующий блок. Исключения были очень редкими, и Тесса стала одним из них.
И самым ярким из них.
Ей дали три месяца на то, чтобы она сдала общие физические нормативы. Помню, как остервенело она насиловала тренажеры и кидалась гирями, нарезала круги в спортзале и колотила грушу до изнеможения. А ведь боли от ожогов по-прежнему мучили ее. Заново выросшая кожа не такая эластичная и нежная, как прежняя, а потому каждое движение, каждое натяжение отдает дрожью по нервным окончаниям. Но Тесса пробивала дорогу сквозь боль. Уже тогда солдаты сторонились ее, между собой называя Терминатором, невидимый круг поклонников ее стремления начал формироваться. Я же едва узнавал ее. Казалось, боль лишь заряжала ее силу воли. Тогда я понял, что мало знал Тессу, по крайней мере, именно эту ее сторону – разъяренную Тессу. Нравилась ли она мне? Да. Нравилась ли больше, чем прежняя Тесса? Нет. Спустя восемь лет мое негодование растворилось, оставив после себя едва слышимое эхо легкого возмущения, и теперь я воспринимаю Тессу такой, какая она есть в данный момент.
Ее ярость быстро распознал Триггер. Он-то