Трясущимися руками он держал телефон, перечитывал сообщение Ларисы, и, несмотря на свое кошмарное состояние, твердо отдавал себе отчет в судьбоносности знакомства. Но не было сил. Вдруг он ясно это почувствовал. Мысли ускользали как рыбки в аквариуме. Завтрашний день, день предполагаемого, первого свидания с Мечтой, погрузился во мглу. Сейчас ему хотелось одного: все отменить, забыться, забиться. В теплое место, подальше, поглубже. Забиться и ждать. Надеяться. На что-то…
Дрожащими пальцами он вставил в ухо наушник. В телефоне, напротив имени «Петрович», нажал клавишу «вызов».
– Алло, Петрович, здорово, – голос Нестерова говорил где-то слева от тела.
– Здорово, Борь! Ты будешь сегодня? Мы тебя ждем! Леха звонил! Обещал, что будешь! Человек скоро подъедет. «Человек» – крупный девелопер, клиент их банка, собирающийся подъехать и запускающий продажи квартир в очередном, только что построенном жилом комплексе в подмосковном Одинцове, ставил перед собой, а соответственно перед банком и Нестеровым ряд задач, связанных с оптимизацией налогооблажения, а иными словами, с легким обманом государства в части налогов.
– Слушай, Сереж, я вряд ли смогу. Давление… понимаешь ли… под двести. У врача сейчас… неважно себя почувствовал… поплыло все. Скажи, пожалуйста, человеку… что сегодня никак. Перенеси, пожалуйста, на любой, удобный для него, день, – голос слева выдавил эти вежливые слова и телефон отключился. Реакцию Петровича и его ответ Борис слушать не стал.
Предметы вокруг и люди расплывались. Сначала по голосу, затем по фигуре и наконец, рассмотрев внешность, в мужчине, сдающем пальто в гардероб, Нестеров признал Костолевского, знаменитого актера «Маяковки».
«Ну конечно… на съемку пришел. Театр + ТВ. Здесь идут съемки. В „Джонке“. По третьему каналу ТВ идет.» – Нестеров по-хорошему позавидовал актеру, его уверенности, спокойствию.
«Сейчас он в дневном полумраке закулисья. А вечером, откроется занавес и из темноты он шагнет в свет. Обретет себя. Или в очередной раз станет просто счастливым. Да… вот ради этого стоит жить. Ради вот таких вечеров, наступающих почти ежедневно… А что у меня? Где мое место? Где я? Где поднятый занавес? Где свет? Меня нет… есть только полярная ночь…»
Покинув «Джонку», совершенно забыв о машине, брошенной у нотариальной конторы в Леонтьевском переулке, Нестеров, опустив голову в поднятый воротник и пряча взгляд, поспешно зашагал по бульвару в сторону площади. Миновал здание ТАСС. На перекрестке, напротив кофейни, пугаясь пылающего красным «пешехода», знакомых лиц и просто взглядов, Борис опустил голову ниже.
Там, за переходом, в начале переулка, примыкающего к Большой Никитской, его ждала «нора». «Нора», принимающая посетителей до глубокой ночи. Посетителей разных, непритязательных, свободных. «Нора», в которой его никто не сможет найти. Не догадается