Кот остановился, словно обдумывая ту же мысль, потом резко развернулся и выскользнул в коридор. Предстоял долгий путь, мимо лифта, по шахтам вентиляции. Как-нибудь выберется на поверхность, выберется. Без помощницы он почти беспомощен, а его мысленный призыв из-под земли никто не услышит. Значит, придется выбраться.
Михаил сел за главный пульт и сказал основной пароль. Аварийный полусвет заменило нормальное сияние ламп, экраны ожили. Он внимательно посмотрел на отметку мечущегося по коридорам вёртыша. Потом уточнил у компьютера дальнейшие действия. По всему выходило, что сегодня ему везёт больше, чем противнику. Неторопливо сходил на склад, взял автомат, патроны и немного консервов. Для начала хватит, а там разберемся. В жизни появилась уверенная цель – мочить этих тварей. Где угодно. Как угодно.
Метка кота приблизилась к входу в шахту вентиляции, но охранная система сработала на «отлично». Михаилу не особо интересно было – мина-ловушка или лазер, но что-то порубило эту тварь на фарш.
Дороговато всё обошлось. Пора оттащить труп вертолетчицы к мусоропроводу, а Светку нужно похоронить на земле. Непременно там, на вершине одного из холмов. А потом вернуться сюда, за пульт, и подумать, какими силами дальше воевать с тварями. Техники в убежище немало, но и противник… К тому же, на кошек теперь рассчитывать нельзя.
Да, не забыть – рюкзак нужен новый. Взамен простреленного.
Довоенные фотографии
Я люблю старые фотографии. В них навсегда застыло своё настроение. Свой шарм. А как прекрасен был довоенный Париж… Все эти дворики, чернявые француженки с глазами похотливых ланей, старые машины, Башня. С каждого изображения мне тихо улыбаются спокойствие и тяга людей к простому счастью. К несложному. К обычному, чёрт его раздери, счастью!
Где было солнце и было будущее.
Если фотографии качественные (а я закачал в планшет самые лучшие из тех, что нашел на базе), то при увеличении видны детали. Мелочи. Многое. То, чего глаз обычно не замечает. Трещины на асфальте, случайно попавшее в кадр белье на ржавом балконе. Часть вывески, которую нужно додумать. Таблички с именами разрушенных улиц. Испуганные чем-то голуби, навеки замершие в хлопотливом желании обнять мир своими крыльями. Неслышимая «Марсельеза». Коротко подстриженный араб в розовой майке возле своей тачки с… А теперь уже неизвестно, с чем, видны только ручки. То ли зеленщик, то ли продавец мороженого. Да это и не важно. Сейчас уже ничего не важно.
Осторожно кладу планшет на белоснежное одеяло рядом с собой, тянусь за сигаретами и пепельницей. Мир навсегда изменился. Теперь никто не борется с курением. Никто не продает мороженое и газеты на углу рю Бломе и… Как же называлась та улица? На фотографиях её нет, значит, теперь вряд ли кто-то вспомнит. От отеля «Эдем» там остался только призрак. Марево строгих очертаний в навеки