– Дим, холодильник закрой, продует.
Чуть насмешливый голос отчима заставляет меня вздрогнуть. Я так глубоко ушёл в свои мысли, что даже не замечаю открытой дверцы, которую сжимаю пальцами битых несколько минут.
– Йогурт не могу выбрать, – вру, скользя невидящим взглядом по нагруженным продуктами полкам.
– Поешь чего-нибудь более сытного. День долгий.
Отчим, которого я называю дядей Витей, садится за стол, что-то читает в телефоне. Наверняка – очередную порцию новостей о том, что нас с ним не касается и никогда не коснётся. И эта привычная картина вызывает у меня лёгкую улыбку. Она – как островок безопасности, то, что неизменно происходит со мной день за днём.
Дядя Витя заменил мне семью, когда мне было пять. И когда ушла моя мама. О том, что её убили в подворотне, отчим говорить не торопился. Опасался, что я свихнусь. Хотя, представить, что это в принципе реально, когда тебе пять лет, невозможно. Да и потом я понял, что в жизни есть иные вещи, которые способны ранить не меньше. Способны заставить раз за разом загонять своих демонов в нутро, туда, откуда они не смогут выбраться никогда. Где останутся одержимостью, ничем иным.
– Бутер сделаю, – решаю я, доставая с полки упаковку сыра.
– Ты какой-то странный.
Дядя Витя откладывает телефон, смотрит на меня внимательно, когда я начинаю готовить еду. Что-то подозревает?
– Нормальный я.
– Влюбился, что ли?
Дядя Витя едва заметно улыбается. О таких вещах мы с ним раньше не говорили, не хочу говорить о них и сейчас – это слишком личное. Особенно, когда дело касается её.
– Нет. Экзамены скоро. Надо готовиться.
Забрав бутерброд, решаю съесть его по дороге в школу, иначе расспросов не избежать. И слышу голос из кухни:
– Зонт не забудь! Дождь обещали.
Уроки физкультуры я не любил едва ли не больше, чем алгебру. Стадо носящихся и вопящих одноклассников, пытающихся отобрать друг у друга мяч, скучающий физрук, который на фоне некоторых парней выглядит как низкорослая глиста, и презрительные взгляды одноклассников, у которых есть возможность в который раз поразглядывать мои татуировки и покривить морды, шушукаясь за моей спиной. Удовольствие то ещё. Однако сегодня я планировал отправиться на физкультуру, которая стояла первым уроком. В выстуженном зале прохладно, пусто, а за окнами – всё ещё тёмное осеннее небо. Картина самая унылая, а тяги к спорту в восемь утра – ноль. Но Рождественская уже пришла, прохаживается по нарисованной на полу белой линии, заложив руки в карманы спортивной кофты. И кажется какой-то потерянной, а может, это я себе придумал.
– Нормально всё? – не в силах удержаться, задаю вопрос, поравнявшись с Соней.
Она вскидывает голову, смотрит как на идиота. А я себя и чувствую так – полным придурком.
– А что?
– Да ничего. Просто спросил.
Остановилась, но всё так же продолжает смотреть. Изучающе, будто хочет видеть какую-то определённую реакцию. А я, как почётный идиот, пытаюсь угадать, какую именно. И выдать именно её.
– А