– Что сделаешь?!
– Ты чего – со шконки рухнула?! На горшок пойду, вероятно, будет пахнуть, причем, не розами.
– Нашла время…
– Ну, знаешь – это не мы, это оно нас находит.
– Кошмар, конечно. В других хатах хоть фанерная перегородка есть, тоже, правда, до уровня глаз всего.
– А то! Все должно просматриваться – иначе возьмет кто да и повесится в сральнике, подложит говна администрации, так мы всё время должны быть начеку, усекла? И еще – чтобы ты понимала, что ты за чмо и где находишься, прав сходить по-человечески на горшок у тебя просто нет.
– Цыгане, говорят, во время этой процедуры газеты жгут, только они еще хуже воняют. Ладно, давай уже, делай, чего решила, чтобы успеть проветрить до ужина.
…Здравствуй!
Прости, что по-разгильдяйски долго не отвечала на Твое письмо; тому есть несколько причин, а первая и главная из них такова: в своей неповторимой несобранности я случайно вложила адресованное Тебе письмо в конверт, в котором хранила марки, – в результате сама оказалась без марок, Тебя же заставила призадуматься. Это целая отдельная история о том, как в панике я несколько дней подряд выворачивала наизнанку все свои вещи и, можно сказать, всю камеру, пока в конце бесплодных поисков не родилось подозрение, ГДЕ бы эти марки могли быть – подозрение, значительно окрепшее после Твоего письма. И у меня не было и мысли сомневаться в твоих финансовых возможностях, более того – здесь почтовые марки на вес золота, так что, пожалуйста – станешь отвечать, сунь их в конверт и пришли обратно. Ты знаешь, я не мелочна, просто тут все имеет несколько иную цену. Ну, а безграничная рассеянность свойственна мне, как цвет глаз, да.
Я покамест нахожусь в состоянии полувыжидания – всё еще в изоляторе, хотя и в другой камере. В какой-то момент у нас поднялась большая волна перемещений, а еще раньше от меня отселили тех девочек, что создавали хорошую, интересную во всех смыслах атмосферу. Так что, используя всеобщий переместительный угар, я смогла «перейти» в другую камеру, где опять, по большей части, нормальные люди. Не то, чтобы я была особо капризна и привередлива, напротив – вещи, которые мне в других людях казались неприятны и (как бы поточней выразиться?) непонятны, я понемногу учусь не принимать близко к сердцу. Однако здесь отношения между людьми окрашены – в принудительном порядке – в гораздо более яркие и густые тона. Сюда надолго помещены люди очень разного темперамента и культурного уровня; похожая ситуация могла бы сложиться в купе поезда, когда бы поездка продолжалась годы.
Добавь еще ощущение, возникающее от мысли, что поезд вовсе не движется из одного пункта в другой, но бежит себе по замкнутому кругу.
Отсюда, т.е., из изолятора, меня никак не переведут, из суда до сих пор удивительным образом не дошла повестка о вступлении в силу или приведении к исполнению, или как там, черт его дери, называют этот необходимый документ.
М.
Младшему брату
обманчив вечерний покой обманчив
остатки неба тремя узлами увяжет в платок
первый узел за гнев
второй